Читаем Речь против языка полностью

Звукоподражательное имя города Алалах (примеч. cmxii) соответствует английскому blah-blah-blah, русским трололо и тра-ляля, – ТРЛ. Алалу – Trollion, Бог, крылатая молва, лат. Fama – божество с крыльями и тысячью глаз, которыми все видит, и тысячью голосов, которыми все провозглашает. Земля родила ее в отместку богам за их победу над ее детьми-гигантами (шумере. игиги), чтобы она всюду рассказывала о неблаговидных проделках богов. О ней хорошо троллил в «Энеиде» Вергилий:

Зла проворней Молвы не найти на свете иного:Крепнет в движенье она, набирает силы в полете,Жмется робко сперва, но потом вырастает до неба,Ходит сама по земле, голова же прячется в тучах.Мать-Земля, на богов разгневавшись, следом за КеемИ Энкеладом[619] Молву, как преданья гласят, породила,Ног быстротой ее наделив и резвостью крыльев.Сколько перьев на ней, чудовищной, страшной, огромной,Столько же глаз из-под них глядят неусыпно и столько жЧутких ушей у нее, языков и уст говорливых (примеч. cmxiii).

Блаженный Августин ругал учеников пророка Мани[620] (манихеев) за то, что они вместо Пасхи (Масленницы) празднуют праздник Бемы (из Fama), наставляя, что в марте следовало бы почитать Марса (примеч. cmxiv). Бема – это место для произнесения речей, греч. βῆμα, трон судьи, алтарь; слово похоже на русское «вымя».

На Востоке божество поменяло свой пол с женского на мужской, что повлекло за собой и полярную смену его привычек для иудеев, арабов и других племен:

Прежде, в минувшие годы,Был Алалу на небе царем.Алалу сидел на престоле,Что даже бог Ану могучий,Что прочих богов превосходит,Склоняясь у ног его низко,Стоял перед ним, словно кравчий,И чашу[621] держал для питья (примеч. cmxv).

По значению имя Слово-Слава = Аллах, евр. Элохим (ср. хвала-хула, Олег, Ольга). В живой русской речи слово и понятие «слава» имеет неопределенный род. Но еще распространены мужские имена с его корнем: Святослав, Ярослав, Вячеслав, Станислав и т. д.[622]

Иначе говоря, славяне – это люди Аллаха, подобно тому, как слово «муслим» означает «предавший себя Славе». Забывчивость переводчиков привела к начатому с Крестовых походов в XI вв. многовековому кровопролитию, весь бездушный ужас которого воплотился в сказках о Дракуле (Змее)[623] и современных новостях.

Русские, великороссы, занимают среди славян особое место, их прозвище также говорящее. Военных в Риме называли russati (красные) (примем, cmxvi). Слово russati (руссати) до сего дня живо в русских словах «русаки, русские, красны русичи». Свои артельные щиты русы предпочитали покрывать красным, делая их червлеными[624] (примем, cmxvii). Парчовые кафтаны носили ватаги древнерусских дружинников (примем, cmxviii). Красные сермяги носили в артелях стрельцы (примем, cmxix).

Глагол «рубать» (лат. ruber, красный, русск. рубаха) в русской армии означает вкушение, поглощение пищи, жрачку (примем. стхх). Красные кафтаны носили бойцы Великобритании (примем, cmxxi), красны мундиры военных Бухарского эмирата на картинах туркестанской серии (1867–1873) В.В. Верещагина (примем, cmxxii). Советская братва носила в 1990-х красные пиджаки.

Красные мундиры остались только в парадной форме военнослужащих. Их убрало с поля боя скорострельное оружие вроде пулеметов, чтобы осложнить жизнь стрелкам. Однако в 700 г. от основания Рима, когда в армию должны были забрить Вергилия и ушла в свой поход армия Марка Красса, красные рубахи таскали все римские пехотинцы. У «Гиббона (примем, cmxxiii) в примечаниях один римский писатель III в. (кажется, около 280 г.) упоминает о руссах, russi, как союзниках саков, sad, безпокоивших империю» (примем, cmxxiv).

Любопытен перевод на русский язык слова «ислам́» [al is’l?m], которое в арабском понимается как «предание себя Богу», «покорность», «подчинение» (законам Аллаха). В арабском это отглагольное существительное, образованное от глагола ملس [s-l-m], который в свою очередь произошел от имени Суллы, и в славянских языках соответствует глаголу от имени Красса – красить-грозить. По-русски «ислам» – это гроза-краса, буквально – сила.

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследования культуры

Культурные ценности
Культурные ценности

Культурные ценности представляют собой особый объект правового регулирования в силу своей двойственной природы: с одной стороны – это уникальные и незаменимые произведения искусства, с другой – это привлекательный объект инвестирования. Двойственная природа культурных ценностей порождает ряд теоретических и практических вопросов, рассмотренных и проанализированных в настоящей монографии: вопрос правового регулирования и нормативного закрепления культурных ценностей в системе права; проблема соотношения публичных и частных интересов участников международного оборота культурных ценностей; проблемы формирования и заключения типовых контрактов в отношении культурных ценностей; вопрос выбора оптимального способа разрешения споров в сфере международного оборота культурных ценностей.Рекомендуется практикующим юристам, студентам юридических факультетов, бизнесменам, а также частным инвесторам, интересующимся особенностями инвестирования на арт-рынке.

Василиса Олеговна Нешатаева

Юриспруденция
Коллективная чувственность
Коллективная чувственность

Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного прежде всего произведениями конструктивистов, производственников и фактографов, сосредоточившихся в 1920-х годах вокруг журналов «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ» и таких институтов, как ИНХУК, ВХУТЕМАС и ГАХН. Левый авангард понимается нами как саморефлектирующая социально-антропологическая практика, нимало не теряющая в своих художественных достоинствах из-за сознательного обращения своих протагонистов к решению политических и бытовых проблем народа, получившего в начале прошлого века возможность социального освобождения. Мы обращаемся с соответствующими интердисциплинарными инструментами анализа к таким разным фигурам, как Андрей Белый и Андрей Платонов, Николай Евреинов и Дзига Вертов, Густав Шпет, Борис Арватов и др. Объединяет столь различных авторов открытие в их произведениях особого слоя чувственности и альтернативной буржуазно-индивидуалистической структуры бессознательного, которые описываются нами провокативным понятием «коллективная чувственность». Коллективность означает здесь не внешнюю социальную организацию, а имманентный строй образов соответствующих художественных произведений-вещей, позволяющий им одновременно выступать полезными и целесообразными, удобными и эстетически безупречными.Книга адресована широкому кругу гуманитариев – специалистам по философии литературы и искусства, компаративистам, художникам.

Игорь Михайлович Чубаров

Культурология
Постыдное удовольствие
Постыдное удовольствие

До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой. Где это возможно, опираясь на методологию философов – марксистов Славоя Жижека и Фредрика Джеймисона, автор политико-философски прочитывает современный американский кинематограф и некоторые мультсериалы. На конкретных примерах автор выясняет, как работают идеологии в большом голливудском кино: радикализм, консерватизм, патриотизм, либерализм и феминизм. Также в книге на примерах американского кинематографа прослеживается переход от эпохи модерна к постмодерну и отмечается, каким образом в эру постмодерна некоторые низкие жанры и феномены, не будучи массовыми в 1970-х, вдруг стали мейнстримными.Книга будет интересна молодым философам, политологам, культурологам, киноведам и всем тем, кому важно не только смотреть массовое кино, но и размышлять о нем. Текст окажется полезным главным образом для тех, кто со стыдом или без него наслаждается массовой культурой. Прочтение этой книги поможет найти интеллектуальные оправдания вашим постыдным удовольствиям.

Александр Владимирович Павлов , Александр В. Павлов

Кино / Культурология / Образование и наука
Спор о Платоне
Спор о Платоне

Интеллектуальное сообщество, сложившееся вокруг немецкого поэта Штефана Георге (1868–1933), сыграло весьма важную роль в истории идей рубежа веков и первой трети XX столетия. Воздействие «Круга Георге» простирается далеко за пределы собственно поэтики или литературы и затрагивает историю, педагогику, философию, экономику. Своебразное георгеанское толкование политики влилось в жизнестроительный проект целого поколения накануне нацистской катастрофы. Одной из ключевых моделей Круга была платоновская Академия, а сам Георге трактовался как «Платон сегодня». Платону георгеанцы посвятили целый ряд книг, статей, переводов, призванных конкурировать с университетским платоноведением. Как оно реагировало на эту странную столь неакадемическую академию? Монография М. Маяцкого, опирающаяся на опубликованные и архивные материалы, посвящена этому аспекту деятельности Круга Георге и анализу его влияния на науку о Платоне.Автор книги – М.А. Маяцкий, PhD, профессор отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ.

Михаил Александрович Маяцкий

Философия

Похожие книги

Нарратология
Нарратология

Книга призвана ознакомить русских читателей с выдающимися теоретическими позициями современной нарратологии (теории повествования) и предложить решение некоторых спорных вопросов. Исторические обзоры ключевых понятий служат в первую очередь описанию соответствующих явлений в структуре нарративов. Исходя из признаков художественных повествовательных произведений (нарративность, фикциональность, эстетичность) автор сосредоточивается на основных вопросах «перспективологии» (коммуникативная структура нарратива, повествовательные инстанции, точка зрения, соотношение текста нарратора и текста персонажа) и сюжетологии (нарративные трансформации, роль вневременных связей в нарративном тексте). Во втором издании более подробно разработаны аспекты нарративности, события и событийности. Настоящая книга представляет собой систематическое введение в основные проблемы нарратологии.

Вольф Шмид

Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука