Речи

16. Но, клянусь Зевсом, то, что происходило по проходе в ворота, разве было приличнее происходившего за воротами? Я не мог бы, однако, сказать, чтобы был у него недостаток хвалителей, но кто они были? Те, кому пашня [5] задняя часть плясунов, а скорее и та, и другая, и зад, и перед [6]. Говорю здесь все, что мне приходить на ум, хотя бы все мне препятствовали. 16. Раздав им, перед тем, как явиться сюда, золото, и прежде обязанным ему через посредство плясунов милостями, он побудил их в речам такого рода, что мне было бы удивительно, если они не вызовут для города общей беды. Начав с богов и подвергнув их бичеванию словами, они нечестиво выразились о доблестном Арвадии, содействующем преуспению римского государства, не воздержались и от издевательств [7] над парой префектов, отце—учителе, и сыне—ученике, спуская волков на ликийцев [8]. Мало того, они, далее, от-бросив прикрасы искусства, прямо запретили получившему власть приближаться к городу. 17. Цену за это безумие он дал, а они получили. После этих подготовлений для него, разодевшись в парадные плащи, этот враг богам, предприняв выход, будто бы с целью принять ванну, вмешавшись в толпу их вечером, забыв о войне, шествовал в обратный путь, домой, сопутствуемый всей этой разнузданной толпой. И они бесчинствовали, а он важничал, как будто от их поведения или он приобретал больше значения сравнительно с тем, которое ему принадлежало, или те унижались в своем достоинстве. А дабы превзойти всякую меру нахальства и дабы ничто не осталось недоговоренным или обойдено было молчанием, он прибавляет развязности речам темнотой, удалив светильники. А они, так как ни огонь, ни луна не выдавали их, разгулялись. 18. Впрочем и при таких условиях некоторых выдал голос, смех и взаимные обращения. И по воле богов они немедленно потерпят возмездие. С позором избежав его, Лукиан, как слышно, идет дальше в своем бесстыдстве, ввергнув наш город в новые обвинения. При подобном бедствии, если большинство и сохранить благоразумие, вследствие клеветы подвергается обвинению вместе с той кучкой людей, что впала в безумие, и нельзя оградить себя от порицания.

{5 Срв. Plato, legg., 1. ΥΙΠ, pg. 838 Ε—839 Α τον άρρενοζ άπεχο-μένοις.,..., άπεχομένοις δέ άρούραζ ΰηλείας πάσης, cf. Aesch., Sept . 737. Soph. Oed. R. 1247.}

{6 Верх цинизма у Либания, срв. orat. XXXIX (consolatoria ad Antio-crmm), § 5, vol. Ill pg. 268, 7 εσχε μεν από τον σώμαχος πρόσοδον...., 11 αλλ τϊν ανχφ διχό&εν μισΰοφορειν, τά μεν άνωθεν, τά δέ κάχω&εν χών σχρατιωτών, τους μϊν δεχομένω, τους δέ και βιαζομένω.}

{7 Sievers, S. 266, разумеет здесь насмешливые песни, какие были в обычае в Риме и Византии по адресу императоров и начальственных лиц.}

{8 Sievers, 1. 1. seeck, S. 285 fgg}

19. Похвалами таких то людей кичится Лукиан. Естественно было бы воспользоваться этим, как доказательством того, что он достиг край них пределов бессовестности. Потому, если бы кто хоть это одно донес царю, что для этих людей смещение его с должности является несчастьем и ничто так не было для них дорого, как то, чтобы снова увидать его у власти, и по этому он счел бы его подлежащим наказанию.

20. Но все же некоторые желали, чтобы и не такие люди вовлечены были в те же преступления и плакались, будто погиб для города источник благ. Но это было начало зла, а именно: бесчестие, бичевание, бессилие законов и правосудия, угрозы защитникам, сенатор, обобранный, в пренебрежении, апелляция, преграждаемая страхом, гордыня людей, ничего не стоящих, унижение людей достойных, мим — важное лицо, учитель ничто, ложные показания во множестве, в большинстве из них лживые клятвы.

21. Прекращение этих и других бедствий, которых и пересказать не легко, великое благо, благодетелем же был военачальник, подвигший префекта, благодетелем был Татиан [9], пораженный тем, что услышал, благодетелями явились опять оба письмами об этом, одну и ту же цель преследовавшими, одно и то же сообщавшими. Но разве мы не правы в своей радости, когда деньги, данные по принуждению, счастливо возвращались, постановлялись более здоровые и приличные привычки, пережив то изменение, какому они подверглись, когда удостаиваются одних и тех же портретов [10] и ассессор, оказавший содействие, и воины, одни одобрившие это, другие бывшие инициаторами дела? Ведь если бы даже государь решил казнить его и сверх того лишить погребения, и тогда разве не следовало бы нам радоваться и отвечать на это событие песнями? Что может быть более приятным нежели смертная казнь, сожжение, четвертование закоренелого злодея и ехидны?

{9 Срв. § 16.}

{10 Cf. or. XL1I § 43-44, у нас стр. 195 (За Фаласия)}