Речи

(2) Но что означает такое предложение — сегодня сменить одежду, а затем, завтра, явиться опять в военных плащах? Нет, как только мы снова наденем ту одежду, которую мы стремимся носить, по которой мы тоскуем, мы должны постараться сохранить ее навсегда. Ибо это был бы поступок позорный и даже неугодный бессмертным богам: покинуть их алтари, к которым мы подойдем, одетые в тоги, чтобы надеть военные плащи. (3) Однако я замечаю, отцы-сенаторы, что кое-кто стоит за это предложение[2502]. И вот каковы замыслы и цели этих людей: понимая, что тот день, когда мы в честь спасения Децима Брута снова наденем свою обычную одежду, будет для него днем величайшей славы, они хотят вырвать у него из рук этот заслуженный им почет, дабы потомки наши не могли вспоминать о том, что ввиду опасности, угрожавшей одному-единственному гражданину, римский народ надевал военные плащи, а в честь его спасения снова надел тоги. Кроме этого соображения, вы не найдете никаких оснований для внесения столь несправедливого предложения. Но вы, отцы-сенаторы, сохраните свой авторитет, настаивайте на своем мнении, твердо помните то, что вы утверждали не раз: с жизнью этого одного храбрейшего и величайшего мужа связан исход всей этой войны[2503].

(II, 4) Для освобождения Децима Брута были в качестве послов отправлены наши первые граждане, дабы официально потребовать от врага и братоубийцы[2504], чтобы он отступил от Мутины. Во имя спасения все того же Децима Брута, для ведения войны выехал, после метания жребия, консул Авл Гирций, над чьим слабым здоровьем одержали верх доблесть его духа и надежда на победу. Цезарь[2505], самостоятельно набрав войско и избавив государство от бедствий, в ту пору грозивших ему, выступил — чтобы на будущее время предотвратить подобные злодеяния — для освобождения все того же Брута и свою скорбь по поводу собственного несчастья[2506] преодолел во имя любви к отчизне. (5) А к чему другому, как не к освобождению Децима Брута, стремился Гай Панса, производя военный набор, собирая деньги, добиваясь строжайших постановлений сената, направленных против Антония, ободряя нас, призывая римский народ к защите дела свободы? Римский народ, присутствуя в полном составе на сходках, единогласно потребовал от него спасения Децима Брута, ставя это спасение выше, чем, не говорю уже — свои собственные выгоды, но даже свою потребность в насущном хлебе. Это дело, как мы, отцы-сенаторы, должны надеяться, теперь либо совершается, либо уже завершено; но радость по поводу осуществления наших надежд следует все же отложить до исхода событий, дабы не показалось, что мы своей поспешностью предвосхитили милость бессмертных богов или же по своему неразумию презрели силу Судьбы.

(6) Однако, коль скоро ваше поведение показывает достаточно ясно, что́ вы об этом думаете, я перейду к донесениям, присланным консулами и пропретором; но сначала скажу несколько слов о том, что имеет отношение к самим донесениям.