Речные заводи (том 1)

— Сейчас я пойду и куплю еще кувшинчик, чтоб поднести тебе чашечку. Ты уж побудь здесь, милая, за хозяйку, посиди с уважаемым господином. Вино еще есть, так что вы с господином можете выпить, а я пойду в лавку, что возле уездного управления, — там продается хорошее вино, — и, может, немножко задержусь.

— Да что вы, не надо больше,— сказала жена У, но сидела не двигаясь с места.

Выйдя из дому, старуха заперла дверь и села сторожить вход.

А Си-Мынь Цин, оставшись с женой У старшего наедине, стал уговаривать ее выпить еще. Потом, как бы невзначай, он смахнул рукавом на пол палочки для еды; и надо же было случиться такой удаче, что палочки упали прямо к ее ногам. Си-Мынь Цин поспешно нагнулся, будто для того, чтобы поднять палочки, и увидел крошечные ножки женщины. Тут уж он забыл про палочки и сжал вышитый туфелек на ее ножке.

— Что ж это вы делаете, уважаемый господин? — захихикала Пань Цзинь-лянь.— Или вы и впрямь желаете меня?

Тогда Си-Мынь Цин упал перед ней на колени и воскликнул:

— Дорогая, ты сама довела меня до этого!

Жена У обняла Си-Мынь Цина и подняла его с полу, а затем они пошли в спальню старой Ван, разделись и, повалившись в постель, предались наслаждениям. Но когда они стали одеваться, в комнату ворвалась старая Ван и гневно завопила:

— Хорошенькие делишки вы тут проделываете!

Си-Мынь Цин и жена У перепугались, а старуха продолжала кричать:

— Нечего сказать, хороши! Я пригласила тебя одежду шить, а не чужих мужчин соблазнять. Ведь если У старший узнает об этом, так и мне достанется. Лучше уж я сама пойду и расскажу ему обо всем,— и с этими словами она повернулась, делая вид, что хочет идти. Тут жена У схватила ее за платье, приговаривая:

— Дорогая мамаша, простите меня, пожалуйста!

— Не кричите так! — уговаривал ее и Си-Мынь Цин.

— Если вы хотите, чтобы я простила вас,— сказала старуха,— вы должны выполнить одно условие!

— Я готова выполнить хоть десять,— отвечала жена У.

— Так вот,— продолжала старуха,— ты скроешь от мужа все, что здесь произошло, и будешь приходить сюда каждый день развлекать уважаемого господина. Тогда я тебя не выдам. Если же ты хоть раз нарушишь свое обещание, я тут же пойду к У старшему и расскажу ему об этом деле.

— Пусть будет по вашему, и покончим на этом,— согласилась жена У.

— Ну, с вами уважаемый господин Си-Мынь, мне нет надобности много разговаривать,— продолжала старуха.— Дельце наше сделано, не забудьте теперь своего обещания. Если же вы не сдержите обещания, У старший узнает обо всем.

— Вы можете быть совершенно спокойны, матушка,— сказал Си-Мынь Цин,— я сдержу свое слово.

Затем они выпили еще по чашке вина, и, так как время было уже за полдень, жена У поднялась и сказала:

— Скоро вернется домой этот У старший, мне пора идти,— и она черным ходом ушла от старухи Ван. Не успела она войти в дом и снять дверную занавеску, как возвратился ее муж.

А старуха Ван, оставшись вдвоем с Си-Мынь Цином, спросила:

— Ну как, хорош мой план?

— Я очень признателен вам, дорогая мамаша! — отвечал он.— Как только вернусь домой, сейчас же пошлю вам слиток серебра. Разве могу я забыть то, что обещал?!

— Ну что же, буду ждать приятных вестей. Только смотрите, как бы не получилось, как с теми плакальщицами, которые просят платы, когда покойник уже похоронен.

В ответ Си-Мынь Цин только рассмеялся и ушел, и говорить об этом пока больше нечего.

Жена У старшего стала теперь каждый день приходить в дом старой Ван и проводила здесь время с Си-Мынь Цином. Скоро они прилипли друг к другу, как лак и краска, и их невозможно было разлучить. Однако недаром говорит пословица: «Добрая слава дома лежит, а худая — по свету бежит». Не прошло и полмесяца, как о связи Пань Цзинь-лянь с Си-Мынь Цином говорили уже все соседи. Не знал ничего лишь обманутый У старший.

Но рассказ здесь пойдет о другом. Надо сказать, что в этом же городе проживал паренек лет шестнадцати по фамилии Цяо, а так как родился и вырос он, когда отец его отбывал военную службу в Юньчжоу, то ему и дали имя Юнь-гэ, что означает — браток из Юньчжоу. У этого Юнь-гэ остался в живых только отец. Мальчуган рос ловким и сообразительным и занимался продажей свежих фруктов. Торговал он при кабачках, которых было немало возле уездного управления. Перепадало ему кое-что и от Си-Мынь Цина.

В тот день, о котором идет речь, ему удалось достать корзинку прекрасных груш, известных под названием белоснежных. Он хотел предложить эти груши Си-Мынь Цину и поэтому с корзинкой в руках ходил по улицам, разыскивая его. И вот навстречу ему попался один болтун, который сказал:

— Юнь-гэ, если ты хочешь повидать Си-Мынь Цина, я расскажу тебе, где его найти.

— Сделайте милость, дяденька,— сказал Юнь-гэ,— может, я тогда заработаю пятьдесят монет. Должен же я как-нибудь кормить отца.

Сплетник охотно рассказал:

— Си-Мынь Цин спутался с женой торговца лепешками У старшего и теперь каждый день проводит с ней время в чайной старухи Ван, на улице Цзышицзе. Сейчас он, верно, там, и так как ты еще маленький, то пройдешь туда без помехи.