Линь Чун подошел к сидящим у огня крестьянам и почтительно поздоровался с ними.
— Я из города и служу в лагере ссыльных,— сказал он — Я весь промок. Прошу вас, разрешите мне погреться и обсушиться немного.
— Грейся, кто тебе мешает? — отозвались крестьяне.
Линь Чун подошел к огню и принялся сушить свое платье.
Отогревшись, он вдруг заметил на углях кувшин, от которого исходил винный запах.
— У меня есть кое-какая мелочь,— сказал Линь Чун,— не дадите ли вы мне немного вина?
— Мы каждую ночь должны по очереди караулить закрома с рисом,— отвечал ему старший крестьянин.— Сейчас уже за полночь, погода холодная, и этого вина не хватит нам самим. Где уж тут с тобой делиться? Лучше ты на него не рассчитывай.
— Ну уж две-три чашки вы, наверное, могли бы мне дать, я бы хоть немного согрелся,— возразил Линь Чун.
— Вот что, молодец, оставь-ка ты нас в покое! — оборвал его крестьянин.
Однако запах вина все сильнее раздражал Линь Чуна: ему очень хотелось выпить.
— Как бы там ни было, а поделиться со мной вы могли бы,— настаивал Линь Чун.
— Мы разрешили тебе погреться у очага,— ответили ему крестьяне,— но теперь ты требуешь еще и вина. Уходи-ка отсюда подобру-поздорову. Не уйдешь, так останешься висеть на этой балке под потолком.
Это разозлило Линь Чуна, и он закричал:
— У вас ни стыда, ни совести нет!
С этими словами он с размаху воткнул свою пику в очаг и, выхватив оттуда горящую головешку, сунул ее прямо в лицо пожилому крестьянину. У того сразу же загорелись усы и борода. Остальные крестьяне вскочили со своих мест, и Линь Чун набросился на них, размахивая своей пикой. Старый крестьянин первым выскочил из хижины. Остальные в испуге застыли на месте, но, опомнившись, тоже обратились в бегство.
— Как будто все разбежались,— сказал себе Линь Чун.— Вот теперь, господин Линь Чун, и вы может угоститься!
На кане стояли две чашки из кокосового ореха. Он взял одну, зачерпнул вина и, осушив ее до половины, вышел из хижины. Но шел он неуверенно, покачиваясь и нетвердо держась на ногах.
Не прошел Линь Чун и одного ли, как вдруг налетел порыв сильного ветра и опрокинул его у края глубокой канавы. И уж он, конечно, не в силах был подняться! Когда пьяный упадет, то уже не может встать на ноги. И Линь Чун остался лежать в снегу.
Крестьяне тем временем позвали на помощь и с дубинками и другим оружием прибежали в хижину. Не найдя там Линь Чуна, они бросились за ним по следу и увидели его лежащим в снегу. Неподалеку валялась оброненная им пика.
Было уже время пятой стражи. Крестьяне подошли к Линь Чуну, подняли его с земли, связали и куда-то повели. Если бы они не привели его туда, вы не узнали бы, почему
Поистине:
О том, куда крестьяне привели Линь Чуна, вам расскажет следующая глава.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Мы рассказали о том, как пьяный Линь Чун ночью свалился в снег и не мог уже больше подняться, и о том, как его нашли крестьяне, связали и куда-то повели. Его привели в какую-то усадьбу. Из дома вышел слуга, объявил, что господин еще не вставал, и предложил подвесить Линь Чуна к балке.
Когда стало светать, Линь Чун пришел в себя, огляделся и крикнул:
— Кто осмелился связать меня и подвесить к балке?!
На его крик из дома выбежали крестьяне с палками.
— Ты, негодяй, еще орать вздумал! — рассердились они.
— Нечего с ним разговаривать! — закричал старик, которому Линь Чун опалил усы и бороду.— Бейте его! Вот встанет господин, он ему задаст!
Крестьяне бросились на Линь Чуна и принялись дружно колотить его палками. Он не мог защищаться и только кричал:
— Погодите, я еще с вами разделаюсь!
В этот момент из дому вышел работник и сказал:
— Господин идет!
Уже помутневшими глазами увидел Линь Чун хозяина усадьбы: заложив руки за спину, он приближался к террасе.
— Кого это вы бьете? — спросил хозяин.
— Вора поймали! — отвечали крестьяне.— Прошлой ночью он хотел украсть у нас рис.
Подойдя поближе и узнав Линь Чуна, хозяин тут же отогнал крестьян и освободил его.
— Как это вы, господин наставник, оказались в таком положении? — удивился он.
Услышав это, крестьяне поспешили удалиться. Линь Чун взглянул на своего собеседника и увидел, что это не кто иной, как сановник Чай Цзинь.
— Спасите меня, милостивый господин! — взмолился Линь Чун.