Редакционное задание

Так-так, что там Ираклий рассказывал о кшатриях и защите сирых и нуждающихся? Может, пора подключить к этому делу «идеальных»? Интуиция подсказывает мне, что без них тут не обошлось.

Марта хмыкает:

— Да, пару месяцев назад и я бы сказала, что у меня есть, кому позвонить. У моей бывшей подруги — муж очень крутой чувак. Где-то в спецслужбах работает. Но мы с ней крепко поссорились, а потом — она сменила номер, и я больше не вижусь с ней.

Тут интуиция начинает вопить: «Ну, давай, давай, спроси же — что за подруга!»

Но — не в моих правилах лезть в чужую личную жизнь. Поэтому отвечаю другое:

— Вот видишь. Давай я позвоню. У моего знакомого тоже крутые друзья. И тоже — очень засекреченные.

Марта фыркает:

— Почему-то мне кажется, мы говорим об одном и том же человеке.

Подмигиваю ей:

— Осталось — вскрыть карты. Мой — Ираклий Базиров.

— Мой, — принимает игру Марта, — Кирилл Тихомиров.

Я аж подпрыгиваю на месте:

— Ты знаешь Кирилла?

— Немного. Он всегда меня недолюбливал. А вот с его женой мы дружили со времён педколлежда.

— А его жена…

— Дарина Тихомирова — известный в городе флорист.

Как тесен мир!

— И из-за чего вы поссорились с Дариной, если не секрет?

Марта фыркает:

— Да из-за Кирилла и поссорились. Дарька — собака на сене: сама Кирилла терпеть не может, но при этом — никому не даёт даже смотреть на него. А там такой мужчина — слюни до пола!

Да уж, всё страньше и страньше, всё чудесатее и чудесатее. Если Кирилл — «идеальный», значит, эту самую Дарину он безумно, до одержимости, любит. И Ираклий это подтвердил. Но жена, получается, его не любит.

Кстати, почему?

Этот вопрос я переадресовываю Марте.

— У Кирилла тяжёлый характер. Патриархальный очень. А Дарина — она бабочка. Ей бы только над своими цветочками порхать. Ей с ним сложно.

Но мне хочется уточнить нечто более важное, или кажущееся более важным:

— Скажи, а ваша ссора с Дариной произошла до того, как её похитили, или после?

Глаза у Марты становятся круглыми-круглыми:

— Похитили! Да ладно! И кто?

— Ты слышала что-нибудь о Вазире Алиеве?

— Отморозке этом… Ну да, имела удовольствие лицезреть в новостях. Громкое же дело недавно было! Только причём тут Дарина? Там же вроде мужика похищали… Пухлого такого… Он потом ещё по ток-шоу мелькал.

— Кроме мужика там была ещё и Дарина, но это — скрыли от следствия.

— Как докажешь?

Я достаю телефон, нахожу то видео, с которого начались мои поиски и показываю Марте.

— Точно, Дарька моя! — произносит она с неожиданным теплом. И вдруг затыкает себе рот рукой и всхлипывает: — Какая она здесь несчастная! Избитая! Боже, что этот зверь с ней сделал? Надеюсь, Кирилл ему отомстил за неё. Каким бы суровым он не был, но Дарьку свою — обожает, пылинки с неё сдувает.

— А Кирилл тебе никогда не казался необычным? — интересуюсь, вглядываясь в её лицо, с которого сейчас слетает вся стервозность.

— Ну не знаю… Что именно ты имеешь в виду? Он очень красивый, правильный такой, принципиальный.

— А если бы надо было охарактеризовать его одним словом, ты бы какое подобрала?

Она пожимает плечами:

— Идеальный, наверно.

— А если бы ты узнала, что он «идеальный» в буквальном смысле, — смотрю в её расширяющиеся глаза. — Например, если бы был такой секретный проект, в ходе которого над детьми от года до трёх лет поставили некий эксперимент?

— Господня срань! — восклицает она, вскакивает и, срываясь с места, и несётся в кабинет деда.

Бегу за ней.

У профессора Зорина — ожидаемо — большая библиотека. Но достаёт Марта не книгу, а сложенный вдвое жёлтый лист бумаги, протягивает мне.

Разворачиваю, оказывается старенькое исковое заявление, датированное началом девяностых. Некий кандидат наук Правов К.И. обвинял своего наставника профессора Качинского Э.Я. в проведении незаконных экспериментов над людьми в рамках проекта «Идеальные».

А вы, господин Зорин, тот ещё лжец! Значит, Качинского не знали. Так только, статьи почитывали.

Хотя, отвечаю себе, он не лжец, юрист обыкновенный, как говорят у нас в редакции.

— Интересно было бы узнать, кто такой этот Правов, — озвучиваю я. — Тогда бы, может, что-то и прояснилось.

— Да пренеприятный он тип. Морда, как гнилая картошка, на носу — вот такенная бородавка!

— Постой! — бегу к ноутбучной сумке, оставленной у входа, достаю ксерокопию интервью «якобы Качинского», протягиваю Марте. — Этот?

— О да, — кивает она. — Только сейчас он ещё старее и гаже.

И меня бьёт догадкой: а что если Зорин — не врал, что если он давал подсказку?

— Кажется, я знаю, кто похитил твоего деда и с кем он не стал сотрудничать.

Она смотрит на меня, как на спасительницу.

— В полицию мы, действительно, звонить не будем. А вот знакомому своему я всё-таки позвоню.

И набираю Ираклия…

Базиров отзывается почти сразу:

— Так быстро соскучилась по мне? — с лёгким ехидством произносит он.

— И это тоже, — не отрицаю очевидного я. — А ещё — влипла в историю. Выручишь?

Он усмехается:

— Вот ни на минуту без присмотра оставить нельзя.

Мне хочется выдохнуть в трубку: «Не оставляй», но рядом Марта, а значит, не стоит показывать свой интерес.

— Так ты приедешь?..