Прошин не застал и доли суматохи, предшествующей кочевью. Впрочем, мало кто из его коллег или знакомых могли похвастаться участием в переезде: пространство вокруг газовых гигантов кроме обычного солнечного излучения и космических лучей, пронизывала радиация, способная за считаные часы убить человека. Меры защиты, обычные для орбиты Земли, Луны или Марса здесь были недостаточны — словно два древних божка, отвергнутые людьми, мстили нерадивым последователям, стремясь испепелить хлипкую плоть, устроить вожделенную тысячелетиями гекатомбу. Хитрые людишки научились обманывать старых богов, прячась от их гнева под магнитным полем и, подглядывая из-под полога, мало-помалу выведывали секреты, упрятанные двумя сквалыгами за кольцами, под пологом атмосферы странных мирков свиты Сатурна и Юпитера, под маревом атмосферы самих гигантов, но за это пришлось платить высокую цену. Трансфер к Папе отправил на Землю смену экзоператоров в полном составе — ребята выбрали и перебрали все нормы полученной радиации и теперь лечились от лучевой болезни в клинике на Сахалине. Погиб их старший: надел скафандр и отправился на место обрыва главной балки во главе отряда человекообразных механизмов — у новой модели роботов оказались неподходящие по размеру захваты, а у сварного вдобавок отвалился кабель питания. Здоровый мужик превратился в мумию за три дня: «Похороните меня на Земле, ребята, — были его последние слова, — холодно здесь. Неуютно».
Станция висела в солярной точке равновесия Сатурна и Солнце блистало позади станции. Силёнок Гелиоса вполне хватало подогреть конструкции «Циолковского» и от лучей светила станцию прикрывало целое поле солнечных батарей: «Солнечные очки для Константина Эдуардовича», — шутили «кочевники». Лучи светила падали всегда на одну сторону станции и если солнечную сторону приходилось прикрывать и охлаждать, сторону, обращённую к Сатурну, наоборот, следовало освещать и нагревать. Для этого конструкторы станции пошли на разные ухищрения: система гироскопов заставляла «Циолковский» покачиваться из стороны в сторону, незаметно для своих обитателей подставляя Солнцу то один бок, то другой; световые колодцы переправляли солнечные лучи на тёмную сторону; блестящая теплоизоляция особым образом развёрнутых ферм, разгоняла тень солнечными зайчиками. Были и прожектора, светившие то поодиночке, то целыми батареями на самых важных участках.
Убежать в сторону Солнца «Циолковскому» не давало притяжение Сатурна, войти в кольца не давало притяжение звезды. Губительная радиация планеты компенсировалась солнечным ветром, космическое излучение экранировалось системой Папы, мощные телескопы станции разглядывали поверхность спутников, кольца и верхние слои атмосферы газового гиганта практически в упор. Плотность вакуума в точке равновесия считалась минимальной во всей Системе, Сурт, спутник Сатурна с самой вытянутой орбитой, проходил на несколько миллионов километров ближе к Папе. Короче говоря, работалось в такой обсерватории легко и приятно до тех пор, пока кому-нибудь не придёт в голову отправить в систему газового гиганта автоматические станции, а ещё лучше — пилотируемую миссию, пальцами пощупать, так сказать. Вот тут техникам космической станции приходилось думать, а как бы это нам преодолеть расстояние в половину астрономической единицы, сначала набрав огромную скорость, а затем где-то как-то эту скорость сбросив.
На «Циолковском» смонтировали электромагнитную катапульту. Вилки соленоидов тянулись от космического дока в сторону системы Сатурна, манипуляторы ставили автоматические станции в старт прямо с монтажной площадки и спутники вылетали к Папе, бывало, по десятку за раз. Отправляли железных болванов с неподъёмным для человека ускорением, тормозили в атмосфере Папы, вокруг спутников, или в кольцах, где каждую более-менее крупную каменюку промаркировали RFID-меткой. Полётная служба назубок выучила орбиты спутников, коридоры входа в атмосферу планеты и теперь теряли в среднем один автомат из ста — а вот пилотируемые миссии за всё время работы станции уходили к Сатурну хорошо, если раз двадцать — Папа людей не любил, да было это дорого и долго. Железяками станция пуляла с бешеным ускорением — чего им, железным? — хлипкую же протоплазму отправляли с церемониями (медкомиссии да собеседования), с плавным разгоном до трёх — пяти «же», с двойным и тройным запасом СЖО, формированием спасательной группировки и прочей роскошью. Единственным серьёзным предприятием с участием всей напланетной секции стала высадка на Титан.