- Перестань, Надежда! Никуда он не денется, перебесится и вернется. Специально вещи не забрал. Если бы всерьез собирался, то и куртки бы упаковал заранее. Наверняка ты сказала лишнего, он вспылил. Не стоит в таких случаях и вида показывать, что что-то заметила. Со временем вся неземная любовь сама бы рассосалась. А ты бы знала себе, да помалкивала. Притерпелась бы.
- Как это бесчеловечно, как несправедливо! - продолжала расстраиваться над чертежами, готовыми к сдаче, деморализованная начальница.
- Ты хочешь справедливости от эмоции, которая несправедлива по сути, поглаживала высочайшее плечо Алла, - любовь - это предпочтение одного перед всеми, то есть несправедливость заложена в эмоцию изначально.
Как и любая Аллина мысль, пусть и неглупая, эта явно напоминала о чем-то давно знакомом, хоть и не о Волге, утомительно впадающей в одно и то же Каспийское море, но все же, все же... Алла хорошо оперировала сложными словами, охотно сопереживала, но холодок внутри не давал ей полюбить несчастную начальницу на жалкие полтора часа истерики, или разглядеть то, что делается в ее собственном доме. Тридцать с лишним лет назад четырехкилограммовый младенец явился на свет влажным и горячим, потребовались усилия, чтобы высушить, успокоить то дрожащее, несправедливое и прекрасное, что не возвращается к повзрослевшим людям. Первый этап взросления - сомнение в себе. Алла хорошо усвоила, что не сомневаются в целесообразности поступков, или резонности притязаний люди неглубокие, эгоистичные. Одним словом, дети до седых волос. Они могут позволить себе поступать как хочется, поступать назло другим, назло себе или просто рыдать и пачкать готовые чертежи, которые давно пора отнести на подпись главному инженеру отдела. Но Алла - не начальница, и вряд ли когда-нибудь ею станет.
Валера и другие. Пятница.
Разбухшие тучи собрались на нерест над Сосновой поляной. Их серебристо-серые животы вздымались, заполняли пространство над съежившимся в ранних сумерках кварталом и проливали икру мелких снежинок, таявших в полете. Люди торопились по домам после работы, не глядели на небо: то, что под ногами важнее, не заметишь, зазеваешься и попадешь ногой в расползающуюся жижу. Торговли не было, как и всю предыдущую неделю. Валера, воротившийся домой раньше обычного, с раздражением оглядел следы вчерашнего пиршества и отправился пить чай на кухню. Едва он отхлебнул горячего чая и только-только начал расслабляться, как в дверь позвонили. "Кого еще принесло" - вяло подумал и пошел открывать. На пороге стояла жена, без шапки, с намокшими волосами.
- Вот, зонтик не сообразила взять, - чуть ли не искательно пожаловалась она. - Налей чего-нибудь горяченького.
- Сама налей, - отозвался Валера, менее всего желавший еще одной беспокойной ночи - вчерашнего хватило.
Но жена явно настроилась на тихий "семейный" вечер и последующую ночь.
- Ты что, не успел соскучиться? А я вкусненького принесла, неужели прогонишь?
По-хозяйски прошла на кухню, выгрузила из пластикового пакета с рекламой магазина "пятерочка" нарезки с рыбой, конфеты, бутылку красного вина.
"С чего бы это она?" - озадачился про себя Валера. - "Вроде не договаривались. Годовщина свадьбы прошла, день рождения дочки - через полгода. Наверняка, что-то ей потребовалось. Или решила очередной раз раздуть семейный очаг? Проверила днем, что матери нет и приехала".
- Как живешь? Как торговля? - жена продолжала демонстрировать миролюбие.
Валере ничего не оставалось, как откупорить бутылку, разлить вино по рюмкам, пока жена выкладывала принесенную снедь на большую тарелку. Говорить не хотелось, но этого от него никто и не требовал. После первой же рюмки жена принялась жаловаться на своих родителей, стало ясно, зачем пришла. Там надоело, решила, вдруг здесь будет хорошо. О ребенке, конечно, эгоистка, и не подумала. Ругаться с ней Валера не собирался, к чему нервы портить, разве женщине возможно что-нибудь объяснить или доказать. Все они только себя слушают, а понимают одну грубую силу. Ладно, скоро сама убедиться, что здесь ловить нечего. Пока. Так-то Валера не вредный, не собирается ее окончательно отшивать, кто знает, как жизнь обернется.
- Что же ты меня в комнату не ведешь? - жена игриво, как ей казалось, улыбнулась.
- У меня там неубрано. Вчера гости были. - Валера не собирался говорить ей о вчерашнем, сама нарвалась.
- Ого, у тебя гости? И кто же, если не секрет? - жена сделала вид, что ее страшно интересуют Валерины гости.
- Алик.
Жена слегка помрачнела. Вряд ли ей стало стыдно, за давностью лет наверняка забыла, с чего все начиналось, но автоматически расстраивалась при упоминании имени бывшего несостоявшегося жениха. Следующая ее реплика оказалась совсем неожиданной, просто ни в какие ворота:
- Давай, помогу тебе прибраться. Ты посуду носи, а я мыть буду.
Это что-то уж совсем новенькое. Но Валере сейчас никак не хотелось. Не хотелось ничего, даже помощи по хозяйству. Жена расценила молчание как согласие. Они всегда так делают, им так удобнее. Сама отправилась в маленькую комнату и затихла там.