Протестанты действительно нуждались в кладбищах, как и в учреждении собственных судов. Последние создавались, чтобы рассматривать дела, касающиеся протестантов. В Париже было шесть протестантов из шестнадцати судей (правда, вскоре их количество в суде уменьшилось до одного). На юге страны в судах было равное количество протестантов и католиков. В качестве гарантии их безопасности протестантам давали ежегодную субсидию из казны в виде 225 000 крон, предоставили во временное пользование несколько значимых крепостей.
Тем временем католикам давали понять, что они не только исповедуют официальную религию Франции, но и могут свободно служить мессы в протестантских городах. Первая статья эдикта вводила католическое богослужение всюду, где оно было прекращено.
Нельзя утверждать, что эдикт выполнялся полностью. Убийства оставляли неискоренимое чувство горечи. Присутствие законодательных гарантий в эдикте свидетельствовало о ненадежности. Университеты отказывались принимать протестантских студентов, еще меньше стремились допускать протестантских профессоров. Архиепископ Тура и еще несколько епископов просили молиться в церквах, чтобы эдикт, поддерживающий ересь, не стал законом.
«Я, — заявлял папа Климент VIII, — являюсь самой опечаленной и несчастной личностью в мире. Я видел самый окаянный эдикт, какой я только могу представить, где даруется свобода вероисповедания каждому, что является самым большим злом в мире… Я отпускаю его и признаю его как короля… в обмен на все это я стану пастырем паствы, над которой все будут смеяться».
В некоторых частях Франции Нантский эдикт не исполняли в течение нескольких лет. У дверей гугенотов люди пели песенку о девушке, пригнавшей корову на службу к гугенотам. Поначалу обходилось без кровопролития, но все чувствовали приближение бури.
К возмущению Генриха IV, гугенотский синод Гапа (в 1603 году) патетично подтвердил мнение, что папа является Антихристом. И все это дурно пахло. В Кастельмороне соглашение выполнялось, поскольку жители, исповедовавшие разные религии, согласились использовать совместно общественное кладбище и колокольню.
С 1601 года гугенотам разрешили иметь двух избранных представителей в суде, чтобы те трактовали пункты эдикта. Король нарушил свой собственный эдикт, разрешив парижским гугенотам построить огромную церковь в Шарантоне, расположенную на расстоянии меньше чем предписанные пять лиг[17]
.Такова историческая эпоха. Ничего другого не произошло во Франции, она собиралась только проверить, может ли человек оставаться добродетельным гражданином, если его религия и не является государственной.
Испания управляла Нидерландами, и Испания оказалась самым фанатичным и могущественным из всех католических государств. Однако Нидерланды были открыты протестантскому влиянию любого рода. На востоке северогерманские государства оставались лютеранскими или реформированными. На западе после 1558 года Англия одновременно была протестантской и опасающейся испанской власти. На юге, после 1562 года, гугеноты сражались с Гизами и Католической лигой, добиваясь законного права на существование.
Жители Нидерландов были зажиточными, их торговые города и порты процветали, образование расширялось. В целом население относилось к таким людям, среди которых реформаторские идеи распространялись быстро. Испанская корона, руководствовавшаяся положением о вероисповедании и правом государства подавлять ересь огнем и мечом, встретилась с единственной частью Испанской империи, где протестанты оказались достаточно многочисленными, чтобы образовать политическую силу.
Таким образом, к 1564 году в Нидерландах сложилось политическое противостояние, сравнимое с тем, которое встречалось во Франции в канун гражданской войны: две партии в государстве, одна из них католическая, стремившаяся сохранить и упрочить власть короны, покончив с местными вольностями.
Другая включала протестантов и солидарных с ними представителей католической знати.
Последние возмущались расширением королевской власти, стремились сохранить местные и традиционные свободы, в связи с чем и проявляли терпимость по отношению к протестантам. Теперь они оказались слишком многочисленными, чтобы их можно было сжечь у столба или повесить на эшафоте.
Католическим правителем Нидерландов стал иностранец, рассеянный Филипп II Испанский. Так партия, которая стремилась к терпимости (или, по крайней мере, к подавлению всевластия римского католицизма), легко превратилась в партию патриотов, защитников страны от иностранных армий. С другой стороны, партия короны обладала преимуществом более весомым, чем, например, имели де Гизы во Франции. В распоряжении испанского короля находилось не только огромное богатство, но и самая сильная армия того времени.
Филипп II хотел объединить Нидерланды, отличавшиеся различными, как в Испании, традициями и говорившие на двух языках. Правители поздних Средних веков или Реформации, нацеленные на меняющийся королевский авторитет, находили несложные приемы, чтобы распространить свой контроль над церковью.