Этот стиль оскорблял патриотов и пуристов, венчая готические башни с ренессансными дворцами и заменяя вычурный декор классическими формами и деталями. Стены, цилиндрические башни, высокие покатые крыши, укрепленные бастионами и рвами, все еще оставались средневековыми, напоминая о том времени, когда дом мужчины должен был быть его замком и крепостью; Но новый дух вывел жилище из массивного военного панциря, расширил прямолинейные окна, чтобы впустить солнце, украсил их рамами из резного камня, украсил интерьер классическими пилястрами, лепниной, медальонами, статуями, арабесками и рельефами и окружил здание садами, фонтанами, цветами и, как правило, охотничьим лесом или улыбающейся равниной. В этих удивительных домах роскоши тьма сменялась светом, средневековый страх и мрак — ренессансной уверенностью, смелостью и радостью. Любовь к жизни стала архитектурным стилем.
Мы должны неоправданно доверять этой первой эпохе шато, если приписываем ей либо их возникновение, либо их полное развитие. Многие из них уже существовали как замки и были лишь изменены; XVI и XVII века усовершенствовали форму до аристократической элегантности, XVIII изменил настроение и заменил лирику замков грандиозной эпопеей Версаля. Замок-шато в Шиноне был уже старым, когда Карл VII принял там Жанну (1429), а Лош имел долгую историю как королевская резиденция и тюрьма, когда Лодовико иль Моро прибыл туда в качестве пленника (1504) после второго захвата Милана Людовиком XII. Около 1460 года Жан Бурре, государственный министр Людовика XI, восстановил замок Ланже тринадцатого века в форме, близкой к средневековой, хотя он до сих пор является одним из наиболее хорошо сохранившихся шато. В Шамоне в 1473 году Шарль д’Амбуаз построил еще один замок в средневековом стиле, а в Гайоне его брат кардинал возвел огромный замок-шато (1497–1510), который революция бесцеремонно разрушила. Дюнуа, благородный «бастард Орлеана», восстановил замок Шатодун (1464), а кардинал Орлеанский-Лонгевильский пристроил к нему новое крыло в готическо-ренессансном компромиссе. В замке Блуа сохранились части XIII века; Людовик XII построил для него восточное крыло в гармоничном сочетании кирпича и камня, готического портала и ренессансных окон; но высшая слава замка ожидала Франциска I.
Готическая скульптура с безграничным изяществом вышла на сцену в изысканном резном декоре гробниц и ретабло в церкви в Бру, где фигура Сивиллы Агриппы столь же прекрасна по форме, как и в Шартре или Реймсе. А тем временем итальянские художники переделывали французскую скульптуру в соответствии с ренессансными независимостью, симметрией и изяществом. Связь между Францией и Италией расширялась благодаря визитам церковников, дипломатов, купцов и путешественников; ввозимые итальянские предметы искусства, особенно небольшие бронзы, служили посланниками ренессансных и классических форм и вкусов. С Карлом VIII, Жоржем и Шарлем д’Амбуазом движение превратилось в стремительный поток. Именно итальянские художники основали в загородной столице королей итальянизирующую «Школу Амбуаза». Гробницы французских королевских особ в церкви Сен-Дени являются монументальным свидетельством перехода от мрачного достоинства готической скульптуры к плавной элегантности и радостной декоративности ренессансного дизайна, провозглашающего славу и воспевающего красоту даже в триумфе смерти.
Олицетворением этого перехода стал Мишель Коломб. Он родился около 1431 года, а в 1467 году его уже называли «верховным скульптором французского королевства», задолго до французского вторжения и поглощения Италии. До этого галльская скульптура почти вся была каменной; Коломб импортировал генуэзский мрамор и вырезал из него фигуры, по-прежнему суровые и жесткие в готическом стиле, но в обрамлении классического орнамента. Для замка Гайон он вырезал просторный горельеф Святого Георгия и Дракона — безжизненного рыцаря на резвом коне, заключенного в колонны, лепнину и лепнину ренессансного дизайна. В «Деве со столба», высеченной из камня для церкви Сен-Гальмье, Коломб достиг полной деликатности итальянского стиля в скромности и нежности черт, плавных линиях ниспадающих волос. И, возможно, именно Коломб в преклонном возрасте изваял Гроб Господень (1496) в церкви при монастыре в Сольмесе.*