Реформация

В живописи Франция испытывала влияние Нидерландов, а также Италии. Николя Фроман начал с почти голландского реализма в «Воскрешении Лазаря». Но в 1476 году он переехал из Авиньона в Экс-ан-Прованс и написал для Рене Анжуйского триптих «Горящий куст», центральная панель которого, изображающая вознесенную Деву, имеет итальянские качества в своем фоне, брюнетке Мадонне, величественном Моисее, очаровательном ангеле, бдительной гончей и доверчивой овце; Италия одержала полную победу. Подобная эволюция стиля отмечена в творчестве «Мастера из Мулена» — вероятно, Жана Перреаля. Он ездил в Италию с Карлом VIII и снова с Людовиком XII; он вернулся с половиной искусств Ренессанса в своем репертуаре — миниатюрист, монументалист, портретист, скульптор и архитектор. В Нанте он спроектировал — и Коломб вырезал — внушительную гробницу герцога Франциска II Бретанского; а в Мулене он увековечил память своих покровителей, Анны и Пьера из Божо, прекрасными портретами, которые сейчас висят в Лувре.

Малые искусства не сохранили своего позднесредневекового совершенства. Если фламандские иллюминаторы уже давно перешли к светским сюжетам и земным сценам, то миниатюры Жана Бурдишона в Les beures d’Anne de Bretagne (1508) представляют собой возвращение к средневековой простоте и благочестию — прекрасные легенды о Деве Марии и ее Младенце, трагедия Голгофы, триумф воскресения, истории святых; рисунок бедный, фон классический, цвет насыщенный и чистый, все в спокойной атмосфере женской утонченности и сентиментальности.19 Как бы в противовес этому, витражи того времени приняли фламандский натурализм, на первый взгляд, не подходящий для окон, дающих преображенный свет на полы соборов; однако в стеклах, написанных в этот период для Ауша, Руана и Бове, улавливается некоторое великолепие XIII века. Лимож вновь зажег свои печи, которые простояли холодными в течение столетия, и стал соперничать с Италией и исламом в росписи сосудов полупрозрачными эмалями. Резчики по дереву не утратили своего мастерства; Рёскин считал хоровые лавки Амьенского собора лучшими во Франции.20 Красочные гобелены конца XV века привлекли внимание Жорж Санд в замке Бриссак (1847) и стали сокровищем Музея Клюни в Париже; а в Музее Гобеленов есть волнующий гобелен (ок. 1500) с изображением музыкантов, играющих в саду из флер-де-лис.

В целом, если не считать замков, пятнадцатое столетие было непаханым веком во французском искусстве. Почва была вспахана ногами солдат и удобрена кровью войны; но только к концу этого периода у людей появились средства и досуг, чтобы посеять семена урожая, который пожнет Франциск I. Автопортрет Фуке свидетельствует об эпохе унижений и бедствий; миниатюры его ученика Бурдишона отражают семейный покой второго брака Людовика XII и улыбчивую легкость восстановленной страны. Худшее для Франции было позади, лучшее должно было вот-вот наступить.

IV. ФРАНСУА ВИЙОН: 1431–80

Тем не менее этот век раздоров и хаоса породил великого поэта и крупного историка. В результате создания национальной экономики и централизованного правительства французская литература теперь использовала язык Парижа, независимо от того, был ли автор родом из Бретани, Бургундии или Прованса. Как бы подтверждая зрелость французского языка, Филипп де Коминс выбрал для своих «Мемуаров» именно его, а не латынь. Свою фамилию он взял от Коминеса во Фландрии, где он родился. Он происходил из знатного рода, поскольку герцог Филипп V был его крестным отцом, воспитывался при бургундском дворе, а в семнадцать лет (1464) попал в штат графа Шароле. Когда граф, ставший Карлом Смелым, захватил Людовика XI в плен при Перонне, Комин возмутился поведением герцога, возможно, предвидя его падение, и благоразумно перешел на службу к королю. Людовик сделал его камергером и обогатил поместьями, а Карл VIII отправлял его с важными дипломатическими миссиями. Тем временем Коминс написал две классические работы по исторической литературе: Mémoires, cronique, et hystoire du roy Louis onziesme и Cronique du roi Charles huytiesme — рассказы, написанные на ясном и простом французском языке человеком, который знал мир и был участником событий, которые он описывал.

Эти книги — пример необычайного богатства французской литературы в области мемуаров. У них есть свои недостатки: они посвящены в основном войне; они не такие свежие и яркие, как у Фруассара, Виллегардуэна или Жуанвиля; они делают слишком много реверансов Богу, восхищаясь беспринципным государственным устройством Людовика XI; и чаще всего дискурсивные отступления — это ямы банальностей. Тем не менее Комин — первый современный философский историк: он ищет связи между причиной и следствием, анализирует характер, мотивы и притязания, объективно судит о поведении, изучает события и подлинные документы, чтобы осветить природу человека и государства. В этом он предвосхищает Макиавелли и Гвиччардини, а в своей пессимистической оценке человечества: