— Это невозможно. — Матвей встал. — Пошли в дом. Я — это я. Раз ты не хочешь со мной, ничего не выйдет. А если ты захочешь — я тебе отвечу за него. Взрослые — глупые. Они делают глупости. Тебе не нужно исправлять их глупости. Твои глупости еще не сделаны. Вперёд.
Он повернулся и пошел. Шагов десять спустя оглянулся. Авив в темноте качался, отталкиваясь ногой.
Печка догорела. Поворошил угли, почти серые, задвинул вьюшку. Как раз раздумывал, не развязать ли добровольную завязку, когда Авив появился.
— Пойдем, я тебе постелю.
— Я буду говорить.
— Поздно. Я устал. Завтра. Утро мудренее, так по-русски. То есть умнее.
— Рэга. — Авив поднял сомкнутые пальцы щепотью, ладонью к себе — будто показал, что держит. Эту невидимую «рэгу». — Ты меня привез… — Поправился. — Увез. Ты меня увез. Чтобы я его не видел?
Матвей взял его за плечо, повел в комнату. Широкое плечо было упругим. Авив шел покорно, тоже устал от эмоций. Расправил простыню, уложил, укрыл, как маленького. Вернулся к печке.
Малый там не унимался, шерудил. Бах! — стукнул чем-то. Матвей напрягся. Завез к себе чужого младенца, с его младенческими заскоками. Эпилептического приступа не хотите ли — с них станет.
— Я буду говорить с твоим другом. С Пётром!
— Спи! — рявкнул Матвей.
Вдруг охватила тоска по Пете.
Вот как это будет. Они не увидятся. Когда-то. Может, никогда. Пётр сюда ни разу не приехал. Он приглашал. Но у Петра не было времени. Если бы у него был сын. Только такой. Какой сын? С матерью своей они часто видятся? Петру не нужно.
Включился в той комнате свет, Матвей подскочил, как ошпаренный.
Авив сидел на кровати, таращил на него глаза.
— Я пишу. — Блокнот держал на коленях.
Матвей вернулся. Как он устал от Авива. Провалился в сон.
В одиннадцать Авив встал, прошел, шлепая пластиковыми тапками, в комнату с печкой. Матвей лежал, завернувшись в одеяло. Авив вышел во двор. Уборную Матвей не показал. Отлил в бурьян, далеко от дома.
Матвей перевернулся за это время на другой бок. Авив подошел, заглянул в лицо.
Лицо было красным.
Матвей как почувствовал, что смотрят, разлепил глаза.
— Уйди, — прохрипел. — Вирус!
Авив ходил по участку. Толкнул ногой качели, на которых сидел ночью. Ночью выпадала роса, он выходил во двор, замочился.
Росы нет. Становилось тепло.
Авив пошел вдаль, от дерева к дереву, останавливаясь и разглядывая. Среди бурьяна обнаружился участок обработанной земли, десять на десять. Нет опознавательных знаков, заграждений. Вспомнил: гектар. Сосчитал расстояние. До дома меньше, но все терялось, в бурьяне.
В сарае, где дрова, он видел инструменты. Сарай был не заперт. Авив нашел среди инструментов — как это называется? Кирка, вспомнил с удовольствием. Еще какие-то были многие большие и маленькие вещи, чьих названий он не знал.
Он взял кирку и лопату.
К трем часам освободил от сорняков небольшую гряду, примерно семь на метр. Пришлось вернуться за топором и рубить под землю. Потом корни. Одно лето он работал в кибуце. Другие растения. Но корни — всегда корни.
Полюбовался сделанным. Очень хотелось есть.
Он пошел в дом. Матвей лежал, завернувшись с головой. Постоял. Одеяло равномерно чуть-чуть шевелилось.
Печку Авив никогда… как это. Не растопил. К языкам у него способности хорошие. Английским он владел как вторым родным, русским — чуть похуже. А если нет — всегда гугл.
Он нашел полуразобранный рюкзак, с которым Матвей приехал. Поел сухомятки. Потом лежал на той кровати, где спал. Немного систематизировал. Заснул с раскрытым блокнотом и проснулся, когда стемнело.
Связи нет. Авиву это нравилось. Веронике позвонит завтра. Если нужно, доедет до города. У себя он путешествовал автостопом один, и не боялся.
Третьи сутки Матвей поднял абсолютно здоровым.
Малость качало с пересыпу. Добрел до ведра и выпил три ковша воды. Потом зашел в ту комнату. Авива не было.
Во дворе из-за бурьяна несло дымок.
Авив грел воду в котелке. Рядом разложены были на одеяле продукты.
Оглянулся.
Матвей присел на покрышку.
— Магазин нашел? — кивая на «поляну».
— Я уходил, — сказал Авив скрипучим голосом, которому Матвей был отчаянно рад. — Искал связь.
— Ты сказал Веронике?!
— Я ей сказал… — Авив задумался. — Я спросил, где есть доктор, — оживился он. — У жильцов. Они пришли. Ты спал?
— Ужас. — Матвей поскреб волосы. — Когда уже все забыли. Что был какой-то, омикрон не омикрон. Я и маску не носил. Проходил как по воздуху всю пандемию. Я же мог тебя заразить. Может, и заразил! Ты как себя чувствуешь?
Авив улыбнулся.
— Как в школе, — сказал он.
— Я был в «Цофим». Лагерь. Смотри: я пахал тебе землю. — Он повернулся и показал обеими ладонями — как выпускал голубя.
— Ты монстр.
— Монстр?
— В смысле, хорошо. Бсэдэр. Я начинал копать. Но тут война.
Авив кивнул.
— Война.
— Я не боюсь войны.
Авив бездействовал.
— Я двадцать лет строил, — сказал Матвей. — Работал на стройке… потом квартиры ремонтировал… Самое время всё разрушить.
— А это, — Авив повел головой, не выказывая беспокойства.