Регионы Российской империи: идентичность, репрезентация, (на)значение. Коллективная монография

П. В. Ган не являлся убежденным сторонником административной русификации Кавказа, он лишь старался играть роль талантливого и трудолюбивого исполнителя монаршей воли. Вместе с тем он стал настоящим врагом для различных элитных группировок Закавказья, в том числе и влиятельных чиновников, с выгодой пользовавшихся отдаленностью края и спецификой его модели управления. Подобной репутации П. В. Гана сильно способствовало и широко известное его личное участие в падении кавказского главноуправляющего Г. В. Розена[357]. Во время поездки Николая I по Кавказу в 1837 году П. В. Ган представил императору многочисленные критические замечания в адрес главноуправляющего, при этом сделал это в присутствии последнего. В воспоминаниях М. А. Корфа этот эпизод описан так: «Ган читал свои замечания, а государь тут же требовал по ним объяснений от Розена, который не умел или не мог отвечать почти ни на одну обвинительную статью…»[358] Возможно, П. В. Ган был наслышан о негативных оценках деятельности Г. В. Розена в докладах III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии: «Хотя барон (Г. В. Розен. – Прим. авт.) старается обнять обстоятельства, хотя недостатки и упущения ему известны, но по нерешимости затрудняется, и не предпринимает полезного, опасаясь, чтобы переменою, или исправлением не нанести вреда. От сих разнообразных причин рождается в общем мнении жителей невыгодные понятия, сопряженные с неудовольством и расстройством»[359], – отмечалось в одной из самых лестных для кавказского главноуправляющего характеристик политической полиции. В этом контексте, бросая открытый вызов Г. В. Розену, П. В. Ган делал почти беспроигрышную ставку.

Однако у гановских преобразований нашлись и другие противники. Административная реформа грозила местным элитам и чиновничеству усиленным контролем центральных ведомств, сокращением полномочий местной администрации, введением обязательных правил и порядков. В этой связи необходимо упомянуть записки первого начальника VI жандармского округа А. А. Скалона, введенные в научный оборот Г. Н. Бибиковым. В 1840 году А. А. Скалон предупреждал шефа жандармов А. Х. Бенкендорфа и военного министра А. И. Чернышева о существовании оппозиции административной реформе среди российского генералитета и грузинской аристократии: «Отъезд сенатора барона Гана из Тифлиса был сигналом восстания против проекта нового преобразования и против него самого. Кричали, что можно верить только сотой доле его изысканий; этот проект, говорили, стесняет власть главноуправляющего… Смешивая намерения враждебных горцев с мирными обитателями равнин, утверждали, что эти племена не могут быть управляемы законами и учреждениями империи»[360], – писал А. А. Скалон.

В явных и, видимо, тайных интригах против П. В. Гана участвовал главноуправляющий на Кавказе Е. А. Головин, о чем упоминает и М. А. Корф[361]. Реформа проходила на фоне неудачных военных действий генерала П. Х. Граббе в Чечне против имама Шамиля. Это раздражало Николая I, а противникам нового административного порядка давало повод говорить о необходимости сохранения военного управления и поспешности введения на Кавказе гражданских порядков.

В январе 1842 года на Кавказ снова отправилась ревизия, которую на этот раз возглавлял статс-секретарь М. П. Позен. Показательно, что он был уверен в успешности реформы П. В. Гана и ехал на южную окраину империи, убежденный в полном соответствии преобразований «всем вообще потребностям края»[362]. Вскоре после прибытия в Тифлис М. П. Позен расстался с частью прежних благодушных представлений. Его всеподданнейший рапорт свидетельствовал, что административная реформа была повсеместно введена в действие достаточно успешно и уже показала ряд преимуществ в отношении старого режима. Но вместе с тем М. П. Позен признавал, что новая модель управления не отвечает вполне нуждам жителей южной окраины империи. В ходе ревизии местное население неоднократно просило о восстановлении прежних, привычных порядков. М. П. Позен отмечал, что П. В. Ган и его комиссия преувеличили «степень гражданственности» населения края, а также недостаточно учли разнообразие социальных норм и правовых обычаев[363].