Очевидно, что власть как в центре, так и в регионах считала необходимым сохранение статуса волостной юстиции как сферы, существующей автономно по отношению ко всей системе судопроизводства. Для обеспечения каждого крестьянина доступным судом по «писаному» праву на местном уровне не хватало ресурсов. Любое принятое решение потребовало бы больших человеческих и финансовых ресурсов. Мировые посредники не смогли бы справиться с потоком исков по мелким кражам, мошенничествам, обидам, оскорблениям, имущественным делам. Возможное введение апелляционного рассмотрения жалоб поставило бы трех – четырех мировых посредников каждого уезда перед непосильным объемом работы и необходимостью рассматривать «по закону» судебные дела, решенные «по обычаю».
Важно отметить, что, судя по всеподданнейшим отчетам начальников губерний за 1861 и 1862 годы, саму идею распространения судебной власти на крестьянское сословие они считали благодеянием. Зачастую избегая открытого анализа ситуации и возникавших проблем, чиновники неизменно подчеркивали особые привилегии освобожденных крестьян: «Одним из важнейших прав, дарованных временообязанным крестьянам… есть, без всякого сомнения, право иметь свой собственный суд»[457]
.Несмотря на понимание ситуации, региональные элиты систематически инициировали пересмотр статуса волостного суда. Как мы видели выше, реальные практики управления на местах (допустимость формально незаконного пересмотра решений волостных судов) фактически уже осуществляли работу по интеграции волостной юстиции в структуру российского судопроизводства. В результате система включила своего рода механизм саморегуляции.
Из регионов в Министерство внутренних дел постоянно поступали жалобы с просьбами и предложениями о реформировании крестьянской юстиции и «разрешении вопроса о порядке принесения и рассмотрения жалоб на превышение власти со стороны волостных судей», которые подавали мировые посредники, уездные земские собрания, мировые съезды, губернские по крестьянским делам присутствия[458]
. На протяжении 1864–1865 годов в министерство за разъяснениями «о пределах подсудности волостных судов» также обращались калужский, вологодский, тверской и орловский губернаторы[459]. Министерские круги, занимавшие долгое время выжидательную позицию, старались не давать четких указаний в регионы.К середине 1865 года земский отдел Министерства внутренних дел представил своеобразную аналитическую записку по результатам постановлений разных губернских по крестьянским делам присутствий и ходатайствам начальников Вологодской, Калужской, Костромской, Новгородской, Оренбургской, Орловской, Рязанской, Саратовской и Тверской губерний[460]
. Составители документа указывали, что в рамках губернских инициатив наметились два пути решения вопроса. Одни полагали предоставить мировым посредникам право в апелляционном порядке отменять неправильные постановления волостных судов, а волостных судей привлекать к ответственности установленным порядком наравне с прочими должностными лицами, другие, напротив, считали необходимым рассматривать жалобы в уездных мировых съездах, которые, «не касаясь ни в каком случае решения», должны были обсуждать только вопросы организации судопроизводства, то есть рассматривать жалобы в кассационном порядке[461]. Земский отдел просил министра Валуева определиться с мнением в этом сложном вопросе: «Из вышеприведенных случаев видно, что волостные суды иногда принимают к своему рассмотрению и решению споры гражданские и проступки, ведению их не подлежащие, а также допускают отступления от указанного в положениях порядка производства дела в сих судах и при назначении меры наказаний за проступки, выходят из пределов предоставленной им власти. Между тем порядок принесения и рассмотрения жалоб на такие неправильные действия волостных судов в положениях не указан»[462]. В результате острых дискуссий в 1866 году власть сделала шаг в сторону выхода из проблемной ситуации и предоставила возможность обжалования решений волостных судов в кассационном порядке[463].