Рейс в одну сторону (СИ)

  - Ха-ха! - вскричал он, лежа на полу, как, выброшенная на берег рыба, только без хвоста. Трясогузов хотел вскочить на ноги, но желание осталось лишь желанием. А как бы он прыгнул, если б кто знал: такому прыжку позавидовал бы сам Бубка, давний олимпийский чемпион по прыжкам в высоту. Из всех спортсменов только его фамилия и всплыла в голове толстяка, жаль, что было это совсем не к месту.

  Альфред вздохнул и, крепко ухватившись за металлическую подножку, притянул к себе кресло. Слава Богу, что оно не перевернулось, а так, пришлось бы его ставить на "ноги", а это, знаете ли, задачка посложнее математических, которые лежали в кармане подлокотника.

  - Маргарита! - вскрикнул он, и снова пожалел, что не сдержался. Сейчас нужно вести себя как можно тише, иначе можно... А что, иначе? Кроме слабых звуков кондиционера, он ничего не слышал: так что ори, не ори - страшнее уже не будет, если только кто-нибудь не стоит в данный момент за дверью и не прислушивается к звукам в кабинете, как несколько минут назад делал это Трясогузов, находясь в коридоре.

  Толстяк правой рукой хватался за кресло, а левой старался держаться за стол, чтобы помочь себе чуть приподняться. Наконец, он облокотился правым плечом на сиденье, и стал разворачивать тяжелое тело, чтобы поместить его между подлокотниками. Глаза, залитые потом, можно было спокойно закрыть - все равно, в такой темноте ничего не видно, и это экономило силы. Так, с закрытыми глазами, толстяк втиснулся, наконец, между подлокотниками, и, приподнявшись на них, как на брусьях, плюхнулся на сиденье. Тяжко дыша, он сидел, положив голову на спинку кресла и вытирая лицо от пота, переставший к тому моменту литься ручьем - теперь он лишь высыхал на разгоряченном лице толстяка, превращаясь в липкую соленую плёнку.

  Он сидел, не шевелясь, еще какое-то время. Его мысли, сменяя друг друга, вращались вокруг одной и той же догадки: Кондрашкина его подставила. Нагло, просто, обведя, как младенца, вокруг пальца, принесла его на блюдечке местной полиции, или кто там занимается арестами, расследованиями, и заключением под стражу. Жрать ему, конечно, будут давать всякие отбросы, и та псевдоовсянка, которою готовили в столовке, покажется ему тогда настоящей овсянкой - о ней он будет мечтать всю оставшуюся жизнь, болтаясь на цепях, бренча кандалами...

  - О, Боже, - прошептал он горячо, - что мне делать?

  Трясогузов оглянулся по сторонам, впрочем, не надеясь хоть что-нибудь увидеть - единственным направлением, куда можно было двигаться беспрепятственно, был путь вперед - к закрытой двери. А позади, тем временем, лежал труп - труп фокусника, психолога, и просто хорошего или плохого человека: Трясогузов так и не смог до конца разобраться в характере этого субъекта, пытавшегося то ли воспользоваться толстяком в своих целях, то ли искренне ему помочь... Ну, а первые плоды этой помощи можно было увидеть, хотя нет, теперь уже не увидишь - полная тьма, ведь, правда? И первый "плод" лежал сейчас в крови, распластавшись на ковролине. Что будет дальше?

  Трясогузов запретил себе думать о будущем - надо попробовать справиться с дверью, до которой нужно еще доехать. Он, не включая моторчика, не нужного сейчас при таких-то условиях "невидимости", руками стал крутить колеса. Давно он не пользовался мускулами, разленившись из-за обилия электрических розеток на "Цитроне".

  Осторожно, держась как можно ближе к правому ряду столов, он, поминутно их ощупывая, чтобы не пропустить поворот к выходу, почувствовал, наконец, что столы "кончились" и началась пустота.

  - Так, теперь, направо, и еще метр вперед. Теперь повернуть на сорок пять градусов, и - два-три метра вперед, - давал себе команды Трясогузов, всё более и более веря в то, что собственный разум не оставит его на произвол судьбы, и найдет выход, как из этой чертовой комнаты, так и из этого проклятого положения.

  Трясогузов ехал в полной уверенности, что, в такой темноте, его мозг рисует точную карту, по которой и надо двигаться.

  Он уперся подножкой в стену. Так, теперь, наверное, надо ехать вдоль стены. Альфред снова повернул кресло, встав параллельно стене, и, иногда касаясь ее рукой, чтобы далеко не отъехать, стал продвигаться вперед. Наконец, рука нащупала, что-то похожее на косяк, и потянулась чуть дальше. Пальцы толстяка пробежались по поверхности, похожей на дверь: есть шероховатая материя, пружинящая под легким давлением пальцев - дерматин, сто процентов. И есть обойные гвозди, рифленые шляпки которых цеплялись за ногти...

  Трясогузов уперся ладонью в эту поверхность и, что есть силы, толкнул ее. Бестолку - дверь была заперта. Вот только, снаружи ли она закрыта или изнутри? И если кто-то запер ее изнутри, тогда этот кто-то сейчас находится в комнате. Альфреда снова прошиб пот, и спина похолодела, но не так сильно, как полчаса назад.