Река

— А я кофе принесла, — сказала Мария деловито и, вытащив из кармана пакетик, сама взялась за приготовление напитка, благоухающего прекраснее любых духов. Одуряющий аромат кофе Амброж учуял сразу же, как только Мария вошла в дом. Давненько не пил он натурального кофе.

— А твой топор уже готов!

— Я не знаю, сколько должна тебе за него, — улыбнулась Мария, но тут же застыдилась, сообразив, что своими словами напомнила о случившемся между ними днем. Амброж прикоснулся к ней, желая без слов, одним лишь этим движением, исполненным одновременно мгновенной жалости, радости и желания, дать ей понять, что ее приход дороже любой платы и его нельзя сравнить ни с кофе, ни с деньгами, ни с чем-либо другим. Такого в ее лавке, как и птичьего молока, никогда не достать…

Она благодарно принимала его прикосновения, они помогали ей преодолеть смущение. Кающаяся грешница?.. Потом, не сопротивляясь, позволила увести себя в комнатушку. Ее прерывистый шепот возбуждал и согревал Амброжа.

Мария чувствовала его тяжелую руку на своем теле. Тепло этой комнаты с низким потолком охватило ее. Она притянула лицо Амброжа к своему полуоткрытому рту, принуждая касаться ее губ и полузакрытых глаз. Но, всеми силами прибегая к всевозможным ухищрениям, оставляла ему свободу действий, чтобы он мог считать себя завоевателем. Ее волновали сильные руки Амброжа, его тяжелое дыханье и грубые пальцы, которые вели неуклюжую борьбу с ее платьем и тонкими кружевами белья; она хотела упиваться как можно дольше сладостью борьбы за свое тело, хотя и знала, что это наслаждение женщина с мужчиной может испытать в полную силу лишь в первый раз. Она больше не могла сдерживать себя и устремилась ему навстречу. И тут на них низверглась стихия, подобная той, что обрушивается, когда снимают щиты и открывают затвор над отводом и скрытая сила воды раскручивает водяное колесо… Амброжу показалось, что он проваливается в пучину…

Радио продолжало играть, хотя они его вовсе не слушали. Амброж принес остывший кофе. В тишине, которую лишь иногда нарушало потрескивание догорающих поленьев, под шум реки, не дающей забыть, что их окружает полночный, окутанный тьмою мир, они говорили вроде бы друг о друге, но на самом деле Амброж — о своей жене, а Мария — о Кришпине.

— Он не виноват, что у нас нет детей, — прошептала она, заступаясь за мужа, хотя Амброж ни о чем не расспрашивал. Лишь удивился, что за весь день эта мысль ни разу не пришла ему в голову. — Он ведь не такой уж плохой! Просто слабак!

— Мужик — это не одни только мускулы, — возразил Амброж.

— И это тоже!

— Коли я бы смолоду поездил с товаром… — хмыкнул Амброж, но Мария перебила его:

— Но ведь ты стал кузнецом!

— И жалею об этом!

— Нет, не жалей, в этом твое счастье!

— Я о тебе тогда и мечтать не смел!

— Времена были такие, — сказала Мария, целуя его, и Амброж невольно, в который уже раз за сегодняшний день, представил себе Марию, единственную дочь богатого крестьянина Сламы, которую отец отдал тогда за неугомонного, предприимчивого и честолюбивого Кришпина.

— Хорошо, что настали новые времена… — смеясь, протянула Мария, а он добавил:

— …и людей стали отправлять на недельку-другую на курсы!..

— Скажешь тоже! — шутя надулась Мария и тесно прижалась к нему. Амброж с радостью принимал ее ласки, уводившие его от страхов за будущее. Но страхи и опасения то и дело вспыхивали в нем, словно трут, занявшийся от раскаленных искр.

Мария ушла перед самым рассветом. Кое-где по дворам, проснувшись, забрехали собаки. Амброж выжидал у порога под холодным, усыпанным звездами небом, пока не угомонится последний цепной пес и не заберется обратно в свою конуру. Кузнеца брало сомнение, не обманет ли ясная ночь. Какую даст завтра погоду?

Мария приходила каждый вечер. Весна в конце концов сжалилась над Брудеком и теперь спешила наверстать свое опоздание. Светлые перышки молодой травы, клейкий блеск почек на ветвях, рыба, идущая против течения на нерест.

К Амброжу приехали Яна с Радимом. Ненадолго, так, на часок-другой. Яна удивлялась, с чего это отец так чисто выбрит. Прошлась по дому и шепнула ему на ухо: Роза? Он отвел глаза, но «нет» не сказал.

Амброж работал теперь целыми днями, не присаживаясь. Ел и пил за троих. Ему не нужно было бегать в лавку за провизией: Мария приходила с полными сумками. Однажды ночью она принялась стряпать у него на кухне, и за стол они сели только во втором часу ночи. Амброж опасался, как бы соседи не приметили, что он перестал ходить за покупками. И как-то раз отправился в лавку. Накупил, как обычно. Пива, пожалуй, взял побольше. И в лавке встретил Розу. Они остановились. Поговорили. И вдруг ни с того ни с сего Амброжа надоумило позвать ее к себе. «Приходи. Ведь ты по субботам свободна!» Роза кивнула, и ее юбка прошелестела по тропинке, спускавшейся к реке, где с незапамятных времен расходились в разные стороны две протоптанные стежки. Налево — в кузню, направо — к мельнице… Амброж с нетерпением ждал ночи на пятницу. Настал конец встречам с Марией. Они не заговаривали об этом, да и обо всем другом тоже молчали.