Река

— Тогда чего боишься?

— Себя!

— Это мне в тебе дороже всего!

Амброж усмехнулся.

— Ты совсем не изменился.

— Думаешь? — засомневался он.

— Тебе нужно иметь кого-то рядом…

— Кого-то… — сказал Амброж с сомнением.

— Но, видно, не меня! Я с мужчинами не очень умелая!

— Очень даже умелая, Мария!

— И все-таки не я нужна тебе!

Она видела в полутьме, как Амброж в бессилии покачал головой. Вдруг он спросил:

— А Кришпин верит в дело, которое делает?

— Ты о том, чем он занимается сейчас?

— Ага!

— Верит. Как и всегда. Но только вначале! Потом устает, как норовистый конь, который не потянет, покуда его не запрягут в другой воз.

— Мне бы надо быть с ним заодно. В его компании… — сказал Амброж полувопросительно, но уже без тени насмешки.

— Нет-нет! Держись от него подальше!

Амброж не стал бы всерьез принимать предостережение Марии против собственного мужа, если б так хорошо не знал Кришпина. Кришпин присосался к тому новому, что нарождалось в этой низине, и, хоть не на нем одном оно держалось, энергия, с которой он всегда брался за дело, вполне могла увести доверчивых людей совсем в другую сторону. Деревенские мужики не слишком разбирались, что идет от его оголтелости, а чего на самом деле требуют от них «сверху». Кришпин убеждал их: «Не прите на рожон! Я ведь не из своей головы такое выдумал! Ничего не поделать — это требования нынешнего дня!»

Но в их покорной уступчивости была и своя правда: «Не он, так все равно кто-то найдется, да еще пришлый!»

Так оно и бывало. Это не раз признавал и сам Амброж. А ведь главное — не наломать дров, потом уже дела не исправишь! Раньше у одних было всего невпроворот, имущество и всякие там привилегии. У других — ничего. Значит, сейчас самое время покончить с несправедливостью. Потом будет поздно. Долой прошлое! Да, долой. Но, боже праведный, не забыть бы, что у прошлого была и своя мудрость. И горька была она для дальних и ближних предков, эта мудрость познания — хищная, все разрушающая неожиданными паводками река…

…Они прощались в темноте, под тихий шепот воды, беспокойно вздрагивая от утреннего холода и неопределенности, не представляя, что с ними станется дальше. Теперь они знали, что бессонные ночи были для них не просто ночами любви. Они пытались насытиться страстью, а тем временем потихоньку вступал в силу переменчивый закон жизни, тот, который никому не позволит избежать уплаты по счету… После часов забвения еще невыносимей окунаться в тягостную злобу будней…

Амброж обнял Марию и поблагодарил. Она уходила в собственный мир. «У каждого из нас своя жизнь, и каждому жить в ней по-своему. Сурово, немилосердно, но такова неблагодарная правда. Поздно соединять наши жизни, Мария! Да к тому же сейчас не самый подходящий момент».

Утром Амброж поднялся с постели и отнес пуховики из комнаты обратно в спальню. Тщательно уничтожил все следы прошедшей недели; многие мелочи жгли ему руки, рождая в душе сомнение, не слишком ли он упорствует в своей решимости. Но вечером должна прийти Роза! Его ничуть не смущало, что придется встретиться с ней, когда мысли его целиком поглощены другой женщиной. Вот Розу он мог представить рядом с собой. «Она из того же теста, что и я. Не знала в жизни ничего, кроме работы и унижения. Роза — битюг, запряженный в тяжелую телегу. Мария же белая кобылка в легких дрожках на рессорах. А я на дрожках ездить не мастак!..»

Он собрал полную сумку бутылок и отправился в деревню. Солнце стало припекать. Скворцы уже прилетели, а в низкой траве, возле первой избы, с громким писком льнули к наседке желтые гусята. Наконец-то пришла весна! Амброж ног под собой не чуял от радости. Мир, омытый утренней росой, был прекрасен. А воздух! Нигде в целом мире не найти воздуха благоуханней, чем в этой низине ранней весной. Амброж был так упоен великолепием природы, что чуть не разразился своими восторгами перед теми, кто находился в лавке. Он с нетерпением ждал, пока подойдет его очередь. Хотелось поскорее оказаться опять на улице. Погожим дням люди должны радоваться, а не хмуриться и не вести тусклых разговоров про то, что станут стряпать, а потом есть. На свете уйма дел повеселее. Амброж поглядывал на Марию, но она держалась так, будто целиком поглощена своими заботами и это вовсе не он стоит по ту сторону прилавка. Только когда подошла его очередь, она стала доставать кроме пива и другие продукты, ни о чем не спрашивая, и его это растрогало. «Приметила, чего у меня дома не хватает!..»

В это время за окнами послышался шум подъехавшего автомобиля, и в лавку ввалился Кришпин. Он был в воскресном костюме, с портфелем в руке. Увидав Амброжа, бросился обратно к дверям, и все услышали, как он кричит, что кузнец, мол, сейчас здесь, в лавке, пускай подождут. Вернувшись, он сказал:

— Едут к тебе за товаром! Подбросили меня из города!

Амброж поспешил рассчитаться, но тут Кришпин добавил:

— В последний раз приехали!

Амброж остолбенел. Мария подняла на него глаза. Позже ему не однажды вспоминался ее взгляд. «Она хотела сказать мне, чтоб я сохранял спокойствие».