Река Твоей Души

  Ната снова звонит, и снова связь прерывается.

– Звони по домашнему! – кричу я.

– Квартира Маркарашвили? – дозванивается она. – Я мать Мари! Дайте ваш адрес, не то я обращусь к полиции.

  Стоило ей упомянуть, сам знаешь, что, как там перестали брать трубку.

  Я тем временем был готов и принялся звонить сам, но отвечать никто по-прежнему не отвечал.

– Каха, скорее! – одевалась, причитая и приговаривая, Ната. – Скорей, пока ее не убили!

  Мы несемся мимо детской больницы, и на бегу я выкрикиваю:

– Держи их домашний телефон под пальцем и передай мне, как только я попрошу! Почему ты ее пустила? Врали вы мне, что они идут в ночной клуб? Знала ты, что вовсе не в клуб, а в пивбар?

– Ладно тебе! Я ошиблась. Что ж мне теперь, топиться?! – рыдает Ната.

  Пытаюсь на бегу дозвониться, но мобильник Мари отключается. Наверное, отключают нарочно.

  Мари сама прозванивается к Нате, и Ната сквозь рыдания умоляет:

– Что с тобой, детка? Дай адрес! Какая улица?!

– Улица… – лепечет Мари, и кто-то опять отключает ее мобильник.

Подбегаем ко двору пожарной команды, где я обычно за лари оставляю на ночь свою машину, потому что у дома ее ставить нельзя, сопрут зеркала, и вообще…

Как назло, вспыхивает красная лампочка. Нужно срочно залить бензин. И заплатить охране.

  Ната захватила с собой взятые взаймы пятьдесят лари.

  Лечу на сумасшедшей скорости, съезжаю по Сараджишвили на Руставели,  сворачиваю на спуск Элбакидзе. На «Лукойл» времени нет, заправляюсь тут же, сворачиваю на Табукашвили, к Мтацминдской полиции.

Влетаю во двор, выскакиваю из машины, взбегаю по лестнице. Нигде ни души. Мечусь по коридорам, реву во всю глотку, ниоткуда ни звука. Вспоминаю, что Мтацминдскую полицию объединили с Крцанисской и перебазировали на Атонели.   Голова!

  Завожу машину, чешу на Майдан.

  Как-то я подвозил Мари к этому Маркарашвили, остановил здесь,  на площади. Ее уже ждал какой-то мальчик, и они вместе пошли дальше пешком.

Выпрыгиваю у моста. Ната всю дорогу названивала в патрульную службу, но не сумела связаться, и я ловлю такси и прошу у водителя:

– Если встретишь патрульных, подошли вот к этой, моей, машине. Боюсь, как бы не убили мою дочку! Скорее! Прошу тебя…

  Таксист с подозрением оглядывает меня и срывается с места.

  Перебегаю площадь. Осведомляюсь по будкам, как звонить в патрульную службу.

  Отвечают, что ноль-два-два.

  Сетую, что не пробиваюсь через восьмерку.

  Уверяют, что восьмерки не нужно.

  Торопливо набираю и кое-как попадаю:

– Девушка! Девушка! Помогите… Пришлите кого-нибудь… Как куда? Сюда!..

  Домашний номер телефона  знаю… Адреса не дают! Моему ребенку плохо, а адреса не дали! Как бы ее там не убили!.. Прошу вас… пожалуйста… поскорее!

– Ладно-ладно! Недавно звонила ваша жена. Я связалась с компьютерным центром. Адрес мы знаем, и группа выехала! – успокаивает меня женский голос.

Показывается патрульная бело-голубая машина с включенной сиреной и мерцающими фарами на крыше.

  Вокруг нас шастают, присматриваются-прислушиваются любопытствующие из близлежащих дворов.

– Скорее! Вот телефон. Мой ребенок! Она там… Это квартира вора! Помогите!

– Понятно-понятно! – вызывает патруль вторую группу. – Выехала? Спасибо…

– Она уже на Белуджской. В номере двадцать шесть. Но там все заперто.

  Подкатила вторая патрульная.

  Кричат, чтоб мы ехали за ними.

  Мчимся. Влетаем на Белуджскую.

  Запертую парадную дверь со стороны улицы выломали. Ворвались и вбежали во второй этаж. Порывались взломать и здесь.

  Я бегу впереди всех. Патруль несется за мной, норовит опередить.

  Спрашиваем квартиру Маркарашвили.

– Это с другой стороны. Нужно обойти! Вход Куркумельской семнадцать.

  Бросаемся обегать.

  Дворик с домом старинной постройки, аккуратно выбеленным, с забранными жалюзи окнами. Вверху окон два, внизу одно. Сейчас все темным-темные, ниоткуда ни лучика света.

  Патруль переговаривается по рациям, удостоверяется, что не ошибся.

  Звоним  в дверь. Никто не отпирает.

  Даже и сейчас, когда я просто рассказываю, у меня дрожат руки.

Как быть?! Не забывай, что мой прадед спустился сюда с гор, из Хевсурети.

Я прихватил с собой скальпель, и мне было до лампочки, что Шалва Маркарашвили отпрыск вора в законе. Если б не застал Мари живой, искромсал бы его в клочья, и никакой патруль не помешал бы мне, и где мне было бы помнить, что я почтенный отец семейства и солидный ученый, что защитил кандидатскую по офтальмологии и что пишу докторскую диссертацию!

– Патрульная полиция! Откройте! – в который раз напоминают притаившимся в доме.

  Наверняка в нем кто-то есть. Я заметил движение жалюзи во втором этаже. К тому же за ним вспыхнула и тут же погасла лампочка. Мелькнул – я различил – абрис головы странной, четырехугольной формы, и я понял – пришлось как-то его видеть, – что это не кто иной, как Шалва Маркарашвили.

– Открой, Шалва! Открой! Отвезу ее в больницу! Не убивайте, мать вашу!

  Открывать, что и говорить, не открывали.

  Патрулей и разных других все прибавлялось. Явился даже телезвезда, по совместительству и в основном высокий полицейский чин Джомарди Мебуке.

Пришел и кто-то в гражданском, назвался начальником и выдвинул особо строгое требование.