Река во тьме. Мой побег из Северной Кореи

Жена вцепилась в меня и стала изо всех сил тужиться. И с каждой потугой она теряла много крови. Мы оба были в крови. Ее трясло, она на глазах теряла силы от страшной боли. Я вылил ей в рот сырое яйцо, чтобы придать ей сил, но это не помогло. К десяти часам вечера кровотечение не унялось, и она была практически без сознания.

– Ну, крепись, крепись, мой ангелочек! Очнись! Ты нужна нам! И ребенок нам нужен! – срывающимся от волнения голосом повторял я.

Вцепившись в меня, она то теряла сознание, то вновь приходила в себя. Кровотечение усилилось. Миновал еще час, лицо жены приобрело призрачно-бледный оттенок. Пота на лбу не было. Она напоминала труп, дышала редко и слабо. И вдруг она широко раскрыла глаза и посмотрела на меня. Мне никогда не забыть этого пристального взгляда.

Сочетание боли, удивления и радости.

Я невольно взглянул вниз. Показалась головка ребенка.

Ким шумно выдохнула.

– Здорово! Молодец! Он уже выходит! Еще, ну, еще одно усилие! Ты же сможешь, я знаю. Сможешь! – подбадривал жену я.

Лицо ребенка внезапно побагровело. Я, не понимая, что делаю, осторожно взяв ребенка пальцами у шеи, попытался помочь ему выйти.

Моя жена испустила крик. Мне показалось, что она вот-вот не выдержит. Меня переполняло чувство вины и стыда. Я не мог обеспечить ей достойную жизнь. Но я не мог позволить ни ей, ни нашему ребенку погибнуть.

Опустившись на колени, я уже не помнил, что делал. В голове вертелась одна мысль – не дать им погибнуть! Мне показалось, что я слышу голоса этих скотов из «Чхонрёна» – «Рай на земле»… «Вы будете счастливы там»… «Вы избавитесь от нищеты, обретете свободу». И я подумал: «Мы ни за что не подохнем в муках в этом аду? Забудь этих выродков! Мы не дадим им одолеть нас!»

Я прошептал ей на ухо:

– Если ты сейчас умрешь, считай все было зря. Не уходи от меня, мы переживем их всех!

Испустив жуткий вопль, жена напряглась из последних сил. Казалось, вопль этот исходил не от нее, а откуда-то еще, из глубин Вселенной. И тут, к моему изумлению, ребенок враз выскользнул из чрева матери.

Обессиленная Ким откинулась навзничь.

Я перерезал пуповину и завернул ребенка в старую тряпку. Новорожденный отчего-то не кричал.

– Ну, кричи! Кричи, прошу тебя! Прошу! – не вытерпел я. И, словно послушавшись отца, он закричал. Видимо, мой громкий голос испугал его.

Жена, услышав крик ребенка, тут же лишилась чувств. Положив ребенка рядом с нею, я выскочил из дома. Наш самый близкий сосед жил примерно в 500 ярдах. Добежав до его дома, я забарабанил в дверь. Женщина, отперев дверь, ахнула, увидев меня всего в крови, но я тут же объяснил, в чем дело, и она выбежала, чтобы помочь Ким. Войдя в наш дом, она ахнула, а потом из глаз у нее хлынули слезы.

– Никогда ничего подобного не видела. Ужас! – пробормотала она.

Кровь была везде. Весь пол был залит ею. А ребенок заходился в крике.

Попросив соседку присмотреть за роженицей и ребенком, я побежал в клинику. Мой исступленный стук разбудил врача. Это был тот самый врач, на которого я когда-то набросился с кулаками, но я, позабыв о гордости, рухнул перед ним на колени и поклонился до земли.

– Это очень серьезно. Моя жена и новорожденный в страшной опасности. Прошу вас, пойдемте со мной, – стал умолять его я.

Он ничего не сказал. Просто повернулся и ушел в кабинет. Сердце у меня упало. Я уже был готов к тому, что он меня опять пошлет подальше.

Но тут я услышал его голос:

– Пойдемте.

Врач вышел из клиники, и мы оба чуть ли не бегом бросились к моему дому.

Когда мы пришли, он в ужасе повернулся ко мне:

– Ее немедленно нужно отправить в больницу. Сию же минуту.

Я на спине понес Ким в больницу, а соседка осталась с ребенком. Если бы мне отказали в больнице, я бы, наверное, убил бы их. Но врачи поняли, что произошло – или мой вид убедил их, что мне лучше не возражать, – они впустили меня, и я положил жену на кровать. За окнами уже забрезжил рассвет. Окна отделения выходили как раз на восток, и вскоре показалось солнце. Я видел восход лишь сутки назад, но мне казалось, что с тех пор миновал миллион лет.

Я назвал сына Хoсоном. Жена подарила ему жизнь, а я – я должен был позаботиться о его здоровье. Но жена моя долго недоедала. Она не могла кормить Хoсона сама, поскольку все еще находилась на излечении в больнице, и мне предстояло подыскать в деревне кормилицу для мальчика, как это уже было с первым сыном.

Я каждый день ходил по деревне, но они воспринимали мои просьбы равнодушно. В принципе трудно было их в этом винить. Положение с продовольствием было просто ужасным – намного хуже, чем в год рождения Хочхоля. Людей лишили доброты. Они и сами едва выживали.

Но я все же не оставлял попыток. Но меня не слушали. Некоторые даже набрасывались на меня с руганью. Но хуже всего было, когда кто-то бросил мне:

– Ты что, серьезно? Думаешь, мне есть дело до твоего ребенка? Мне все равно, подохнет он или выживет!