Река жизни

Через несколько дней Зорьку и Звездочку из сарая выгнали. При свете Звездочка сразу поняла, что та похожа на нее. Как же она сразу не узнала своей матери? Если у Василисы есть мама, то и у нее она должна быть. Их погнали куда-то вместе. У обеих хозяек были маленькие прутики, но никто их не бил. И пока они шли по улице, из ворот выходили другие, похожие на них существа, такие же большие, как ее мать, и маленькие, как она. Но все они были разных цветов. И черные, и красные, и пегие, и пятнистые. А хозяйки ласково называли их Машками, Красулями, Чернушками, Ночками, Пеструшками и легонько похлопывали по бокам. Они мычали, обнюхивали друг друга и продолжали путь уже вместе. Только проводив своих кормилиц до выгона, хозяйки, перекинувшись друг с другом словом, возвращались домой. Анисья перекрестила корову и теленка. Первый раз на пастбище после долгой зимы.

Так Звездочка проводила свои первые весну и лето. Щипала траву, отбивалась от комаров и мошек. Иногда, как и ее сверстники, попадала под кнут пастуха. Вечером, когда еще не наступили сумерки, она возвращалась с матерью и другими коровами домой. Шли они степенно, каждая взрослая корова несла набухшее вымя. Стадо редело. Коровы останавливались у ворот и, устало мыча, ожидали, когда выйдут хозяева, подоят и впустят в сарай. Каждая знает свой двор. Звездочку маленькая хозяйка ждала с краюшкой хлеба. А большая хозяйка – с ведром, и уводила ее мать в хлев.

Глава вторая

Весну деревня ожидала с тревогой и, одновременно, с надеждой. Надо как-то было выжить в это голодное время – запасы продовольствия, кормов подходили к концу.

Ночью Анисья прислушивалась к доносившемуся со стороны Белой шуму и треску, который то затихал, то усиливался. Налезая друг на друга, ломались льдины на реке. Звуки ледохода на Белой разносились далеко. От наползающих друг на друга льдин исходила могучая сила. А поутру и стар и млад шли к реке посмотреть на эту мощь. Увиденное так завораживало, что приходилось прилагать усилия, чтобы отвести глаза от этого наваждения. Вода уносила все плохое: мысли, слова.

Жизнь – это тоже река, с порогами и запрудами, по ней тоже нужно учиться плавать. И возвращались от реки усталые и притихшие, обновленные, как после обряда причастия. Значит, скоро она широко разольется. Радовались, что дожили до весны.

Василий сходил посмотреть на делянку с озимыми. Поля начали освобождаться от снега. Всходы на пригорке уже были ярко-зелеными, а во впадинах – темные, не просохшие от застоявшейся воды. Своим хлебушком не разбогатеешь, но жить можно. Едоков немного.

А у детей тоже забота, Василиса с Полиной трудились с самого утра. Вооружившись палками, пропускали весенние потоки. Все они неслись вниз к реке. И дети, устраняя запруды на пути воды, вместе с ручейком проделывали путь к реке. Освобождали ледяные заторы от преград, выпрямляли русло потоков. «Кораблики» из маленьких сучков деревьев цеплялись за кусочки льда, останавливались и начинали беспомощно кружиться, и тогда маленькие штурманы спешили освободить их из ледового плена. Доведя свое «судно» до Белой, девочки возвращались к устью ручья, и вновь и вновь без устали повторяли этот путь.

У стариков для разговора теперь одна тема.

– Ну как, Клим, какая весна нонче будет, затяжная аль быстрая? – спрашивает Лукьян Емельянович Левченков и хитро посматривает на своего кума.

– Быстрая, кум, дружная, теплая, – отвечает Клим Тихонович Козодоев.

– Ох, не пропустить бы сроки, – старики замолчали, всматриваясь в даль, как будто там искали подтверждение своим мыслям. Хорошо, если теплая, тогда бы все вовремя посеяли. Пора уже посмотреть озимые, как рожь перезимовала, появились ли всходы. С посевной нельзя торопиться. В холодную землю бросишь семена – не взойдут. По осени нечего будет собирать и пойдешь с котомкой по миру. Помнят, помнят старики голодные годы. Но и затягивать с посевной тоже нельзя. Вот и ходят Лукьян и Клим каждый день в поле. Не пропустить бы сроки, вся деревня с замиранием сердца на них смотрит. Землю в руках мнут, что-то шепчут, к носу приложат, вдохнут.

И вот оба старика в очередной раз, растерев по комочку земли в руках, понюхав их одновременно и одобрительно кивнув друг другу, зашагали в сторону деревни. Можно начинать сеять.

Назавтра все ринулись в поле. Василий запряг поутру кобылу, пристегнул соху и поехал на свою полосу. Трудное это дело – сохой пахать. Того и гляди, что она из земли выскочит, а опять ее в борозду вправить силы нужны. Особенно трудно, когда до конца поля дойдешь и ее надо заносить, кишки от натуги вылезают. Хорошо, если лошадь умная, в этот момент остановится. Скрип, лязг, окрики разносятся по всей округе. И вот уже на свежую пашню слетаются стаи грачей. А высоко-высоко в небе парит жаворонок. Песня у него звонкая. Похожа на тонкий ручеек, падающий с небес. Пахарь услышит пение, и усталость у него уходит.