Река жизни

А Евстарий Тихонович воспринял пожар, как кару Божью. Он смотрел на бушующее пламя, где погибало нажитое непосильным трудом добро, цепенея от страха и беспомощности. Волком не выл, волосы на себе не рвал, а может быть, выл и рвал, только не видел этого никто. Мужик не баба, прилюдно свое горе не выплакивает. А вот его полуживую жену Аксинью бабам с трудом удалось увести с пепелища.

То ли Божья матерь пощадила, то ли ветер дул в сторону реки, но пожар на соседские дома не перекинулся. А то помнят старожилы, какая беда в деревне приключилась в середине девятнадцатого века, тогда полдеревни выгорело. Вот было горе так горе! Потому и боялись пожара: он похлеще вора будет, все унесет, что нажито.

Деревня, где жили Никитины, находилась в центральной части России и называлась Луговская – по фамилии помещиков, которые с незапамятных времен ею владели, да и не только Луговской, а и еще несколькими деревнями. Но Луговская среди них была самой большой, за шестьдесят хозяйств перевалило, а отсюда и наиболее многочисленной. И передавалась она от отца к сыну уже не одно столетие. После отмены крепостного права, когда были разрушены устои помещичьего землевладения, Луговские сумели сохранить право собственности на многочисленные земли и диктовали крестьянам свои условия. Да и некуда было крестьянину идти.

Те клочки земли, которые получили крестьяне, были такими маленькими, а земли такими худородными, что не могли прокормить крестьянскую семью. И вынужден был крестьянин опять идти в кабалу к барину. Приходилось работать с раннего утра до позднего вечера. Семья Василия Никитина не была исключением. Большинство крестьян, как и Никитины, в качестве арендной платы не могли предложить помещику ничего, кроме своего труда. Исключение составляли некоторые семьи, что имели хорошие земельные наделы и по несколько взрослых детей, которые на равных с родителями работали по хозяйству. Если в семье имелся здоровый и сильный мужик-пахарь, это считалось залогом семейного благополучия. Чаще всего в качестве платы отдавали помещику половину урожая. Оставшегося после расчетов с помещиком хлеба крестьянину не хватало, семьи жили впроголодь. Обнищание крестьян продолжалось и после реформы 1861 года. Нередко случались эпидемии тифа, холеры, дизентерии. Они были обычными явлениями в русской деревне.

Река жизни приносила и уносила события страны, деревни, семьи, но с судьбой никто не спорил. У крестьян особая позиция: благодари судьбу, не искушай, от судьбы не уйдешь. Но никогда в крестьянстве не угасала надежда на лучшую жизнь, а главное, на лучшую долю для детей. Это помогало выжить.

Первые поселенцы деревни, по всему, были люди дальновидные. Землю с щедрой природой выбрали. И поля, и луга, и лес – все есть, но крестьянину даже на такой земле жилось не сытно. Все зависело от капризов погоды. Хорошо, если полоски земли в разных местах. Тогда в засушливый год выручит полоска в низком месте, в дождливый – на взгорье. Но не всем везло. Деревня Луговская расположилась на берегу реки Белой. Название реки возникло не случайно. Правый берег реки был белым от изобилия в нем мела, и от этого, особенно весной, когда уровень воды поднимался на несколько метров, по реке плыли белые разводы. В месте, где располагалась деревня, река делала плавный изгиб и очень походила на кошечку Мурку, которая от удовольствия выгибала спину. Так и мурлыкала река свою песенку на радость жителям деревни, особенно детворе, которая летом плескалась в водице с утра до позднего вечера, а зимой каталась на салазках да на самодельных коньках. А сколько тайн и вздохов услыхала река за свою долгую жизнь! Умела хранить секреты.

Крестьянин душой был привязан к реке на всю жизнь. Она и напоит, и накормит, и вымоет. Белая начинала свой путь где-то далеко за горизонтом и заканчивала далеко за горизонтом. По пути лениво петляла среди лугов, полей и лесов, огибая деревеньки. По пути принимала воды притоков. Один находился верстой выше, как бы разделяя территории деревень Луговской и Владимировки, второй был ниже по течению, он с холмов бурно устремлялся к старшей сестре, а достигнув своей цели, смешивался с ее водами и сразу успокаивался.

Дом помещиков Луговских стоял особняком на возвышенности. Был большим, с колоннами, на окнах ажурные наличники. Возле дома был разбит парк с геометрически проложенными дорожками. Стройные ряды аллей, состоящих из лип, акаций и тополей, шли от дома к реке. Неподалеку сад с фруктовыми деревьями и аккуратно подстриженными рядами смородинных и малиновых кустов. На холме расположилась беседка из дерева, такая легкая и воздушная, как будто сейчас оторвется от земли и полетит. Из нее открывался прекрасный вид на реку. В беседке господа летом пили чай, беседовали, играли в настольные игры.