Реки Лондона

Это означало, что Сивелл принял обязанности наставника Лесли и любому, кто захочет добраться до нее, придется иметь дело с ним. Мой же наставник лежал в реанимации в Университетском госпитале под аппаратом искусственной вентиляции легких, а следовательно, был не способен сделать то же самое для меня. Мне очень хотелось думать, что Сивелл, если б мог, распространил бы и на меня свое покровительство, но верилось в это с трудом. Однако он не сказал, чтобы я сам о себе позаботился, — хоть на этом спасибо.

— А дальше-то что, черт побери? — спросил Сивелл.

— Вы меня спрашиваете?

— Нет, твою мать, стол!

— Не знаю, — сказал я и добавил: — Сэр. Я вообще очень много чего не знаю.

— Так займитесь самообразованием, констебль! Потому что не знаю, как вам, а мне не кажется, что Генри Пайк теперь остановится. Как по-вашему, а?

Я покачал головой.

Стефанопулос кашлянула и постучала пальцем по циферблату своих часов.

— Я не дам тебе попасть за решетку, — проворчал Сивелл. — Но только потому, что мы должны раз навсегда покончить с этим потусторонним дерьмом, пока какая-нибудь шишка из Ассоциации не обратилась за помощью к архиепископу Кентерберийскому.

— Сделаю все, что в моих силах, — пообещал я.

Судя по взгляду, который на меня бросил Сивелл, он сомневался, что у меня вообще есть какие-то там силы.

— В следующий раз, — буркнул он, — включай мозги, прежде чем открыть рот. Как тогда, после случая в Хэмпстеде, — ясно тебе?

— Предельно, — ответил я.

Входная дверь резко распахнулась, и на пороге возник человек. Средних лет, седеющий, широкоплечий и с необычайно густыми, кустистыми бровями. Даже если бы я не видел его анкету в базе, я и так узнал бы Ричарда Фолсома, заместителя комиссара — одного из самых крупных чинов полиции. Он поманил Сивелла пальцем:

— Алекс, на два слова.

Сивелл бросил взгляд на испорченный магнитофон.

— Допрос приостановлен, — сказал он, здороваясь за руку с Фолсомом. Затем послушно вышел вслед за ним из кабинета. Стефанопулос вяло попыталась пронзить меня своим фирменным свирепым взглядом, в то время как я размышлял, хранит ли она еще свою коллекцию «Маленьких Пони».

Вернувшись, Сивелл объявил, что допрос будет продолжен в соседнем кабинете, где все записывающие устройства в полном порядке. Там мы отдали дань освященной временем традиции излагать одну только правду и при этом врать не краснея. Я сообщил, что нам с Найтингейлом из весьма солидного источника стало известно, что на Боу-стрит соберется группа лиц — во всяком случае, точно больше одного, — совершившая серию бессмысленных и беспощадных нападений в Вест-Энде. Мы отправились выслеживать ее и были обстреляны неизвестными из укрытия.

— Заместитель комиссара Фолсом особенно обеспокоен тем, что все произошло вблизи здания Королевской Оперы, — сказал Сивелл.

Фолсом, очевидно, был до некоторой степени ценителем оперы и пристрастился к Верди вскоре после того, как получил чин заместителя комиссара. Внезапное увлечение высоким искусством — распространенное явление среди полицейских определенного ранга и определенных лет. В принципе это банальный кризис среднего возраста, только ему сопутствуют шикарные залы с канделябрами и пьесы на иностранных языках.

— Мы полагаем, что эпицентр деятельности этой группы может находиться на Боу-стрит, — сказал я, — однако, как показало наше расследование, она никоим образом не связана с Королевской Оперой.

К шести часам мы закончили, представив данные в таком свете, чтобы Сивелл мог преподнести их Фолсому. Я практически спал сидя. Думал, может, меня отстранят от дела, предупредят о грядущем дисциплинарном взыскании или мой случай будет разбирать Независимая комиссия по жалобам на полицию, но меня просто отпустили. Было около семи утра.

Сивелл предложил подвезти меня, но я отказался. И медленно, на напряженных дрожащих ногах пошел по Сент-Мартин-лейн, падая от усталости. За ночь погода изменилась. Небо было грязно-серым, дул холодный ветер. В субботу час пик начинается довольно поздно, и город еще хранил сонное спокойствие раннего утра. Я перешел Нью-Оксфорд-стрит и направился в сторону «Безумия». Ожидал худшего, и эти ожидания вполне оправдались. На улице я заметил по крайней мере одну полицейскую машину без маркировки. Нельзя было разобрать, есть ли кто-нибудь внутри, но я на всякий случай помахал рукой. И направился к парадному входу, потому что лучше уж сразу оценить истинное положение вещей. А еще потому, что был слишком измотан, чтобы идти вокруг особняка к каретному сараю.

Внутри, вопреки моим ожиданиям, оказались не полицейские, а солдаты в боевой форме и с винтовками. Они были в камуфляже для лесного ландшафта и в бордовых беретах со значками военно-десантных войск.

Двое встали на пути из гардероба, еще двое — по обе стороны от главной двери, готовые схватить каждого, кто достаточно мало дорожит своей жизнью, чтобы вступить в схватку с вооруженными десантниками. Кто-то решил обеспечить безопасность особняка и подошел к этому вопросу весьма и весьма обстоятельно.