Десантники не стали поднимать оружие, чтобы преградить мне путь, однако напустили на себя ту самую воинственность под маской равнодушия, благодаря которой на улицах Белфаста до подписания мирного договора было так весело. Один кивнул в сторону холла, у дверей которого в былые, более галантные времена дежурил привратник. Теперь там находился еще один десантник, с сержантскими погонами. Он пил из кружки чай и листал «Дейли Мейл». Я узнал его. Это был Фрэнк Кэффри, доверенное лицо Найтингейла в Пожарной службе. Он приветливо кивнул мне, жестом приглашая подойти ближе. Я мельком глянул на его шевроны — они обозначали принадлежность к Четвертому батальону парашютных войск, который, как мне было известно, входил в состав территориальной армии. Фрэнк, очевидно, был запасником — в таком случае понятно, где он тогда достал фосфорные гранаты. Я подозревал, что все происходящее — тоже часть системы кумовства, только теперь сильно сомневался, что Фрэнк действует в интересах Найтингейла. Офицеров в помещении не было — очевидно, они, презрев свои обязанности, преспокойно вернулись в казармы, свалив все на сержанта.
— Я не могу пропустить вас, — сказал Фрэнк. — Пока ваш начальник не придет в себя или не будет назначен его официальный преемник.
— А чье это распоряжение?
— Это часть общего договора, — сказал Фрэнк. — Найтингейл давно связан с этим подразделением, у них свои счеты. Свои, скажем так, долги.
— Эттерсбург? — спросил я, начиная догадываться.
— Есть долги, которые нельзя оплатить, — сказал Фрэнк. — И есть работа, которая должна быть выполнена любой ценой.
— Мне нужно внутрь, — сказал я, — я должен попасть в библиотеку.
— Извини, парень, — покачал головой Фрэнк. — Несанкционированный доступ в главное здание запрещен, в договоре это четко прописано.
— Главное здание, — повторил я. Фрэнк явно на что-то намекал, но я настолько отупел от усталости, что не понимал, на что именно. Ему пришлось повторить несколько раз, прежде чем до меня дошло: каретный сарай — это вне главного здания.
Я вышел наружу. Сквозь облака пробивались тусклые солнечные лучи. Я обогнул особняк и подошел к гаражу. Снаружи стоял видавший виды «Рено Эспейс» с явно фальшивыми номерами — такая машина могла принадлежать только десантнику. Я открыл гараж и сперва проверил, в порядке ли «Ягуар», и только потом достал из-под верстака чехол и накинул его на раритетное авто. Затем устало поднялся по лестнице к себе — и обнаружил, что меня опередила Тайберн.
Стоя спиной ко мне, она рылась в старых чемоданах и прочем хламе, который я сложил в дальнем конце комнаты. Портреты Молли и, как я понял, Найтингейла-старшего стояли у стены. Опустившись на колени у дивана, Тайберн вытащила из-под него еще один чемодан.
— Раньше такие называли «корабельными сундуками», — сказала она, не оборачиваясь. — Он достаточно плоский, чтобы можно было задвинуть под кровать. Таким образом, путешественник мог упаковать отдельно все то, что понадобится в дороге.
— Скорее уж этим занимался слуга, — отозвался я. — Или горничная.
Тайберн вынула из чемодана аккуратно сложенную льняную сорочку и положила ее на диван.
— У большинства людей не было слуг, — сказала она, — и им приходилось управляться самостоятельно.
Найдя то, что искала, она поднялась с колен. На ней был элегантный брючный костюм из итальянского атласа и практичные черные туфли. На лбу, там, куда попал отлетевший осколок мрамора, до сих нор была отметина. Тайберн продемонстрировала мне свою находку — желтовато-коричневый картонный футляр, в котором, судя по всему, были виниловые пластинки.
— Дюк Эллингтон и Аделаида Холл, «Креольская любовь». «Виктор-рекорд»,[44]
оригинальное черно-золотое издание, — сказала она. — А он держит их в чемодане в кладовке.— А вам они зачем, продать по Сети на Ebay? — поинтересовался я.
Тайберн холодно на меня посмотрела.
— Вы пришли собрать вещи?
— Да, если вы не возражаете.
— Пожалуйста, — сказала она, — приступайте.
— Спасибо, вы очень добры, — ответил я.
Почти вся моя одежда осталась в «Безумии». Но поскольку Молли никогда не убиралась в каретном сарае, я умудрился зашикать здесь водолазку и джинсы — они завалились за диван. Ноутбук был там, где я его оставил, — на кипе журналов. А вот сумку от него пришлось поискать. Все это время Тайберн не сводила с меня ледяного взгляда. Ощущение было, будто моешься в ванной в присутствии мамы.
Как правильно заметил Фрэнк, кое-что надо делать любой ценой. Я выпрямился и взглянул Тайберн в глаза.
— Послушайте, — начал я, — я очень сожалею о том инциденте с фонтаном.
В первый момент мне показалось, что это помогло. Могу поклясться, что ее взгляд на миг смягчился, в нем как будто даже мелькнуло понимание. Но тут же исчезло, осталась лишь прежняя холодная ярость.
— Я навела о вас справки, — проговорила она. — Ваш отец — наркоман и был им последние тридцать лет.