Рекло. Роман об именах

– Часто тут сидите?

– Да, бывает чаштенько. Вот шейчаш полила в огороде вшё, брошила шланг-то под грушу, да и пушкай шебе льёт, я тут отдохну. Живу-то я вот прям тут. А муж, как заливать дорожку начнет, так шам и выключит. Да, чаштенько тут бываю. Тут хорошо. Прохладно, а шкоро жара ударит, так вообще шдешсь-то шидеть – шамое оно!

– Вы давно тут вообще живете?

– Ну как. Ну годков тридцать так уж точно. Я иш хутора вот шошеднего. А тут у меня бабушка жила, мы к ней чашто в гошти ходили. А муж мой вообще из Анадыря-то будет. Там вшё на шваях и холодно, вот его мамка-то с отцом и переехали куда потеплее. Он вот тут-то и жил годков ш пятнадцати. Мы-то ш ним тут и познакомилишь. Точней-то, пошнакомились мы у меня в хуторе. В Ивановшком. Там дишкотека была. Мне-то годков шемнашцать было. Он подъехал такой веш на велосипеде. В отливных штанах. Ну и мужичок. Мы ш ним чашто гуляли вошле реки. Он один-то мне и верил. Шлушай, тебе тоже рашшкажу, а вот верить – дело твое. Мне годков шемь было. Бабушка-то моя жила поодаль отшюда, в другом конце станицы. А я шюда вечером пришла, потому што мне дедушка рассказал, что тут ночью выходят из воды зелёные человечки. А ребята во дворе меня на шлабо вшяли, когда я это им рашшкашала. Вот мы вмеште и пошли, только-то они рашбешалишь, как только шуршание услышали вошле реки, а я ошталась. И шмотрю на другую сторону, а там на берегу, прям вот на том-то утёсе, куда мы шейчаш глядим стоит. Тигр штоит и на меня глашеет. И я штою вот на него гляжу. А я тигров-то ошобо не видела. Вот я дай и крикнула: «Котя-я-я-я». Ну правда на кота похож! Он на меня глянул так, как будто улыбнулшся, развернулшся так медленно и пошел по делам швоим. Так мне не верил никто. Говорили: «Какие тигры, дура! Шреднерушшкая равнина-то, откуда ему прибежать». Так может из шоопарка какого убёг. Кто тигров-то шнает?

– А ваш хутор рядом с каким из местоположений станицы был?

– Ась?

– Деревня ж перемещается постоянно. Вы откуда будете?

– Куда перемешаетшся? Шутки какие-то молодые, не пойму? Вшегда тут штояла штаница, только о ней мало кто шнает почему-то. У меня вот в Ивановке-то вообще не шнали. Ну ты шутнярка, конечно. У наш таких очень любили в молодошти. А чего ш рукой у тебя-то? Вот вижу, что шидишь ты шпокойно, а она у тебя, как обмякла.

– Не поверите. Ударила молния, когда позавчера по лесу ходил.

– А чего-то и не поверю? Чего это тут такого? В моего деда, деда Славу, два раза молния попадала! Оба раза живой остался. Вот он рашшкашивал. Штережёт он коров-то, а в него бах! И он, и конь – оба живы. Только конь чернявый какой-то штал. А дед дёрганный чутка. А второй раз вот тоже в лешу. Он шёл ш рыбалки, гриб увидел белый, шёл его шорвать, а тут бабах! Ну он быштро очухался и думает себе: «Да что ж за твою мать! Убило бы хоть, а так лишь нервы трепит». Вот у него ш тех пор палец-то и не двигался. Подожди, а у тебя что ж. Рука не двигаетшся теперь-то? Ты Никите Шоломоновичу показывался? Он-то вшё вылечит, даже вот такое.

– Да, показывался. Он сказал, что внешних повреждений нет, только внутренние. Сказал, что в течении нескольких дней восстановиться.

– Ох, чего ты шрашу не шкашал. Вштавай, пойдём. Нечего тут шидеть. Чем шкорее, тем лучше будет.

– Куда? Что?

– Так, пошли, – приказным тоном сказала она и это подействовало.

Я, как робот, получивший сильнейший заряд электричества, поднялся с лавки и устремился за бабулей, которая развивала скорость просто в геометрической прогрессии. Для пущего усиления аэродинамических свойств тела, она даже сняла платок с головы. Волосы у неё действительно очень кудрявые. Это деревня бегунов что ли? Причём, визуально это было скорее похоже на невероятно ускоренный шаг. Замедлились мы только возле кладбища, никогда еще не был там. Довольно обычное для подобных краев место. Только вот в отличии от всего, что я видел в своей поездке, здесь всё было выполнено очень аккуратно. Чаще всего в разных поселках и деревнях кладбища представляли собой какое-то своё уютное, но такое разрозненное и хаотическое скопление надгробий. Здесь были дорожки и большие многолетние деревья, что придавало кладбищу некоторого шарма. Мы останавливались около каких-то могил. Бабушка Солка здоровалась с надгробными плитами и вела некое подобие диалогов, я такое видел только в фильмах. У нас в семье как-то стеснялись что ли так делать, хотя и казалось, что это напрашивалось. Бабуля представляла меня каждому надгробию и рассказывала про мой недуг. Я здоровался, хотя мне и было слегка неуютно.

Затем мы, наконец, добрались до какой-то сторожки. Внутри разгадывала сканворды женщина приблизительно тех же лет, что и та, с которой я пришёл, но её волосы были прямыми и чёрными почти без следов седины. Началось какое-то подобие лёгкой перепалки. А учитывая, что одна собеседница нещадно шепелявила, а другая невероятно остро картавила, аудиальный ряд просто захватывал, пронося меня, в качестве слушателя, по самым настоящим горкам:

– Пгхивет, Солка. Как жизнь? Как огород? Как муженёк? – сказала бабуля в сторожке.