Реконкиста

Я задумывался, кого оставить в Мон-Ромейн в качестве начальника, и вновь все кончилось триумвиратом: военными проблемами должен был заниматься Андре Фушерон; снабжением, как и ранее, Фаллачи; а вот координацию всеми исследовательскими программами, после кратких сомнений, я доверил Фоули. Я знал его солидность и английскую тщательность, с другой же стороны несколько опасался оставлять ему командование, поскольку рыжий Сэм соединял в себе разум гения с наивностью ребенка. Ван Хаарлем, в качестве координатора, наверняка был бы лучшим выбором, но мне было известно, что половина ученых протестовала бы против такого назначения, утверждая, что протестанта еще как-то стерпят, но вот под командование еврея не пойдут за все сокровища этого и любого другого мира.

Насколько сильно той ночью мой характер был лишен сил, доказывает та легкость, с которой Лаура выдавила из меня свое участие в путешествии в Париж. Хватило просьбы: "Мне так сильно хотелось бы увидеть столицу мира", и я уступил.

К лодке, на которой мы отплывали от секретной пристани, меня проводил Мирский. Однорукий инженер выглядел весьма обеспокоенным моим отъездом.

– В чем дело, Станислас?

– В последнее время я паршиво сплю, в голове ходят разные глупости, ответил тот, после чего, приблизив свои губы к моему уху, тихо спросил: – Скажите, маэстро, уничтожим ли мы эту серебряную саранчу?

– В этом у меня нет никаких сомнений, Станислас.

На берегу нас ожидало пять упряжек – в двух "пассажирских" должны были ехать Идрис Мардину, де Лис со своим ассистентом, я, Лаура и Ансельмо ("дабы служить вашей милости своим плечом в случае необходимости"). В остальных санях перемещались провиант и одежда, в остальных – множество аппаратуры, от хирургических инструментов до оружия и недавно произведенных взрывчатых веществ. Шесть конных мушкетеров д'Артаньяна, возможно, и не представляли собой значительного эскорта, зато мы всегда могли дать голос пулемету "Идрис-3".

Бледный рассвет застал нас уже на тракте, галопом мы проехали через еще сонный Турнуа, в обед был в Шайоне, остановившись лишь настолько, чтобы сменить лошадей. После полудня погода несколько улучшилась, выглянуло солнце, а снег начал таять. Благодаря прекрасной организации поездки, меняя лошадей каждые десять миль, поздно ночью мы въехали в Оте. Лично я сильно не поспал, так как Лаура н. Люди буквально падали с лошадей, но д'Артаньян лишь поменял эскорт, а сам пересел в мои сани, где тут же заснул, перед тем приказав гнать вперед без остановки. Так что весь следующий день мы пребывали в дороге, чтбы добраться до Оксерре, где месье де Баатц наконец-то смилостивился, дав нам шесть часов сна. К тому же, потепление заставило сменить сани на повозки. Лично я много и не поспал, поскольк Лаура вынудила меня закончить то, что мы столь порывисто начали еще в бочке.

Поскольку я принадлежу к школе, признающей максиму, что "женщинам не отказывают", свой долг я отдал с честью. При случае оказалось, что эти любовные игры прекрасно снимают боли моей руки, потому смело мог в совести заявлять, что творимое мною, это никакое не успокоение похоти или животная страсть, а всего лишь особый вид физиотерапии.

Но во всех других отношениях последующая дорога походила на кошмар: оттепель снизила темп, лошади вязли в грязи по самые животы, оси подвод ломались, а под Сен Жюльеном наш "Идрис-3" чуть не утонул. Я даже жалел, что в это путешествие мы не выбрались на воздушном шаре. Наконец-то, после бессонной ночи, под утро мы добрались до Немюра, где усталость и отсутствие свежих лошадей вновь привели к пятичасовому постою. Все это время мы проспали как убитые. Но неутомимый д'Артаньян поднял всех около полудня, крича, что до Парижа осталось всего ничего. Крупное, похоже, было это "ничего", но, по счастью, вновь ударил морозец, и мы могли удвоить темп. Будто ветер пролетели мы Фонтенбло, направляясь на Корбейль и Монлери, знаменитые битвой, которую здесь провел Людовик XI с противниками единства королевства.

Сумерки застали нас на предместье Сен Жак. Продираясь сквозь забитые толпой улицы, мы перемахнули остров Сите, но, вместо того, чтобы направиться к дворцу Пале Рояль, который был резиденцией Ришелье, д'Артаньян приказа нашим повозкам свернуть в открытые ворота Лувра. Громадный замок казался совершенно нежилым, всего в паре окон видны были огоньки свечей. У лестницы нас ожидал всего один мужчина: Мазарини.

– Вы уже здесь! – воскликнул он, пожимая всем нам руки. – А мы уже теряли надежду, быстрее же, ах, быстрее!

В широченных коридорах дворца царил пронзительный холод, кружили дышащие в замерзшие руки охранники. Мы быстро прошли приемные прихожие; тайными переходами, что были устроены внутри стен, за стенными панелями и гобеленами, нас провели в зал, наконец-то теплый, с огнем, бушующим в двух каминах, с окнами, закрытыми толстыми занавесями. Огромный стол был накрыт свежими скатертями. Рядом со столом я заметил небольшую группу одетых в темное женщин, среди которых царила одна, уже немолодая, умеренно красивая, с покрасневшими от слез глазами.