Реквием патриотам

— Этот вопрос уже задавал мне Чоушу Ёсио-доно, — ответил Кэнсин, — и я сказал ему — я сражаюсь, чтобы защищать людей. Не только от разбойников и убийц, но и от правительства Токугавы. Сёгун считает людей скотом, на котором можно ездить, пахать и при этом почти не кормить, его правительство развращено и продажно, чиновники купаются в роскоши, забыв о чести и самой тривиальной порядочности.

— Хорошие слова, — мрачно усмехнулся я, — но я был во многих странах и лишь недавно вернулся домой. Скажу тебе, почти везде с народом никто не считается, а правители и их самураи — там зовут рыцарями или просто дворянами — либо купаются в роскоши, живя за счёт простых людей, либо зарабатывают деньги на дорогах, грабя и убивая. Мы замкнулись на своих островах, крича или думая втихомолку о своей избранности, а на самом-то деле ничем мы не отличаемся от людей с материка. По большому счёту.

— Я и не хочу, чтобы мы стали такими, как люди с материка, — горячо возразил юноша. — Мы должны стать лучше, и нас теперешних, и людей с материка.

— Я не к тому, что мы станем такими, как уроженцы материка. Я говорил о том, что все люди одинаковы — где бы они ни родились. Такова наша природа. Сильные всегда живут за счёт слабых, как среди зверей, так и среди людей.

— Мы не звери! — воскликнул Кэнсин. — У нас есть законы, ограничивающие силу и власть самураев, не дающие им заниматься разбоем и убийства крестьян.

— Они, между прочим, были по большей части введены Токугавой Иэясу, — заметил я. — И, вообще, многие ли из них соблюдаются. Ронины — а иногда и самураи, по негласному приказу своих даймё — занимаются разбоем на дорогах, совершают набеги на владения других и это не смотря на очень жестокие наказания, что сулят законы. Ты считаешь, что всё в одночасье изменится, стоит нам только скинуть Токугаву Ёсинобу?

Кэнсин опустил глаза и долго смотрел в пол, после — на меня. Я молчал, ожидая его ответа.

— Вы не верите, что хоть что-нибудь изменится после смены власти, Кэндзи-доно, — произнёс наконец юноша. — Тогда можно вернуть вам вопрос, с которого мы начали разговор.

— Я — самурай клана Чоушу и служу ему, как должно, — ответил я. — Я, и вправду, не слишком-то верю в грядущие изменения, но я надеюсь. Очень долго надежда была моим единственным спасением. Например, когда я жил в клетке в имении одного богатого лорда.

— В клетке? — не понял Кэнсин. — То есть, в тюрьме?

— Нет, именно в клетке, — ещё мрачнее, чем обычно, усмехнулся я. — Меня приняли за некое экзотическое животное, вроде обезьяны, и поместили в клетку для всеобщего обозрения.

— Это… — у Кэнсина, похоже, не хватало слов, чтобы выразить своё возмущение. — Это же — безумие какое-то. Как люди могут быть способны на такое?

— Ты и сам, думаю, знаешь, что люди способны и не на такое.

По враз помрачневшему лицу юноши я понял — да, знает. Я похлопал его по плечу и сказал:

— У тебя есть идеалы, Кэнсин-доно, сохрани их. — Я подмигнул ему. — С ними проще жить, чем без них, поверь мне.

Глава 4

Кагэро вложила в ухо Дзюбей кусок корпии. От сидения под водой у него вновь начали кровоточить уши и он оглох напрочь. Никотин ворчал, что так можно оглохнуть окончательно и на всю жизнь, Дзюбей делал вид, что не читает по его губам или намерено отворачивался, стоило тому заговорить. До Сата оставалось всего несколько часов ходу, однако их ещё надо пройти, а памятуя о женщине с порохом и ниндзя, виртуозно скрывающемся в тенях, сделать это будет не так и просто.

Шли они медленно, соблюдая все возможные меры предосторожности, что было весьма затруднительно из-за глухоты Дзюбея. И вот, ближе к вечеру, они расположились на ночлег, костра разжигать не стали по понятным причинам и сейчас сидели на небольшой полянке в рощице, вглядываясь в сгущающиеся сумерки. Вокруг протянулись длинные тени, свет заходящего солнца окрашивал всех троих в зловеще-багровый цвет. Дзюбей показалось, что рядом полыхает пожар. Он прикрыл глаза и…

Звенит сталь, трещит дерево доспехов, кричат люди. Войска Токугавы штурмуют монастырь, где засели приверженцы материковой религии, что зовётся Верой. Их солдаты закованы в жуткие латы, которые носили на материке в далёкой древности, переданные торговцами из Иберии и Коибры, в руках у них нагинаты[28], но они мало что могут противопоставить умелым солдатам сёгуната, закалённым во многих сражениях против мятежников и ронинов всех мастей.