Реквием патриотам

— Бесполезный сакабато, — сказал, как сплюнул сержант, убирая руку с сабли. — Идём отсюда, — бросил он своим людям.

Но тут к ним подбежали матросы. Один из них (видимо, старший) что-то быстро заговорил, полицейский явно понимал его. Он кивал и вставлял какие-то реплики в неразборчивую речь матроса. Сержант внимательно оглядел чисто разрезанную бутылку и обернулся к Кэнсину.

— Где тот, кто сделал это? — рявкнул он, суя ему под нос воняющее спиртным горлышко.

— Я не знаю, — пожал плечами Кэнсин, стараясь отодвинуться подальше, — ушёл куда-то.

— Ты покрываешь преступника! — заорал сержант. Его люди вновь схватились за сабли. — Я выбью из тебя всё, что ты знаешь!

Кэнсин лишь пожал плечами. Сержант не заметил, что он слегка сгорбился, незаметно переместив левую руку. Любой опытный воин понял бы — он готовится к схватке, но полицейские таковыми никак не являлись. Сержант попытался ударить его, но Кэнсин легко ушёл вниз, ударив сержанта в живот рукоятью сакабато. Полицейский согнулся пополам, захлебнувшись воздухом. Остальные ринулись на Кэнсина, выхватывая сабли. Это его ничуть не смутило. Он крутнулся, обнажая сакабато, парируя выпад самого шустрого полицейского. Сабля его отлетела довольно далеко и обезоруженный полицейский замер, уставившись на свои руки и отчаянно мешая своим товарищам.

За ним укрылся Кэнсин и из-за него он атаковал полицейских.

Мне уже давно надоело сидеть в кабинете и я завёл себе привычку объезжать город каждое утро. Это занимало уйму времени, зато я мог хоть немного развеяться, с делами я мог разобраться и в оставшееся время. Правда и это уже начало мне надоедать, однако отказываться от этой привычки я не собирался. И вот я трясся в карете по улицам Дзихимэ (ездить верхом мне категорически запретили, дабы не уронить честь министерства), страдая от обычной скуки. Обычно портовый район мой кучер старался объезжать седьмой дорогой, в этот же раз из-за просто невероятного скопления людей на улицах он решил проехать по набережной, откуда было всего ничего до здания министерства. Я уже начал дремать, размышляя о предстоящих делах, как вдруг из полусна меня вывел редкий в последнее время звук — звон стали.

— Останови, — бросил я кучеру. Тот удивлённо покосился на меня в окошко кареты, однако поводья натянул и я вышел.

Первым, кого я увидел был Кэнсин, опускающий свой сакабато, несколько полицейских, лежащих на набережной, и их сержанта, провожающего взглядом свою саблю, описывающую полукруг в воздухе. Её, по всей видимости, выбил из его рук Кэнсин и этот факт приводил сержанта в форменное бешенство.

— Прекратить! — резко окрикнул я всех, привлекая внимание к свой персоне.

Все удивились появлению на набережной министра внутренней безопасности, но больше всех удивлён был, конечно, Кэнсин. Наши дороги разошлись почти сразу после церемонии в Мурото. Кэнсин покинул ряды воинов императора, предпочтя нелёгкую во все времена судьбу ронина. Я же как-то сам собой начал заниматься заговорами против власти и также незаметно (даже для самого себя) сделал весьма неплохую карьеру.

— Сержант, — продолжил я отдавать приказы ещё не опомнившимся полицейским, — соберите оружие и своих людей. Думаю, у вас достаточно дел на улицах.

Опешившие полицейские и не подумали ослушаться, хотя формально моими подчинёнными они не являлись, и поспешили убраться подальше. Я же подошёл к невозмутимо стоящему на опустевшей набережной Кэнсину.

— Здравствуй, Кэнсин, — кивнул я ему. — Давно не пересекались наши дороги.

— Здравствуй, Кэндзи, — открыто улыбнулся в ответ юный самурай. — Вижу ты сделал неплохую карьеру.

С некоторых пор мы перешли на «ты», хотя сейчас это могло показаться стороннему наблюдателю весьма странным. Я очень сильно постарел за эти несколько прошедших лет — волосы стали совершенно седыми, морщины прорезали кожу на лице; к тому же, я отпустил усы, оказавшиеся на удивление длинными и густыми, что несвойственно такамо (может сказались годы, проведённые вне родных островов), что также отнюдь не молодило меня. А вот Кэнсин почти не изменился с тех пор — всё тот же рыжеволосый мальчишка с виду и лишь в самой глубине его больших глаз прячется нечто, о чём догадываются весьма немногие. Если во времена нашего знакомства в опустевшем Сата я казался старшим братом Кэнсина, то теперь вполне мог сойти за отца (или даже очень бодрого деда).

— Не возражаешь против небольшой прогулки? — спросил я. — А то надоело трястись в карете.

— Конечно, — кивнул Кэнсин.

Мы повернулись и зашагали по набережной в сторону улицы, поворачивавшей точно к моему министерству.

— И что могло понадобиться всесильному министру внутренней безопасности от скромного ронина? — поинтересовался Кэнсин. — У меня есть повод для страха?

— Ужаса, — поддержал его шутливый тон я. — Я ведь разогнал больше дюжины заговоров, большую часть — самом зародыше. Но и ты не дремал всё это время. Одна история с Десятью клинками Макото чего стоит. К слову, нам с Ёсио стоило больших усилий оправдать тебя перед властью. Я несколько часов держал у себя на столе твой смертный приговор.