Реквием патриотам

— Ты льстишь мне, — усмехнулся Сигурэ, — будь я проницательным человеком сражался бы на стороне патриотов, а не за сёгунат.

— Когда я пошёл наёмником в клан Чоушу, его положение, как и положение всех патриотов, можно назвать не иначе как плачевным. Многим казалось, что власть сёгуна прочна и незыблема, как ей и должно быть.

— Теперь также уверено чувствуют себя бывшие патриоты.

Это был весьма прозрачный намёк, но Кэнсин никак не отреагировал на него, пропустив его мимо ушей.

— Я сражался за клан Чоушу, — вместо этого произнёс он, — но теперь предпочитаю жизнь ронина. Свобода, с некоторых пор, мне дороже.

— А ты никогда не задумывался, за то ли ты сражался. Гаидзины медленно, но верно выживают нас, всё чаще можно встретить такамо в гаидзинской одежде, но никто из них и не подумал одеть кимоно. Они вырывают из земли уголь и железо, качают нефть, строят по всей стране свои заводы, выпускающие в воздух струи дыма подобно огненным драконам. Чиновники продажны и думают лишь о собственном кармане, а нам, самураям, запрещают носить мечи.

— Последний факт тебя, думаю, особенно раздражает, — усмехнулся Кэнсин, — но ты не слишком обращаешь на него внимание. — Юный ронин кивнул на катану, с которой Сигурэ не расстался.

— Да, раздражает, — согласился тот, — и ещё как. При Токугаве буси разрешалось носить оружие и двести с лишним лет в стране был мир.

— Щедро оплаченный кровью тех же буси и хэйминов, попадавших под руку самураям.

— А теперь эти хэймины вовсю изгаляются, считают, что раз нацепили мундиры, то им можно всё.

Аргумент был почти безупречный, вот только Кэнсин, рождённый хэймином, был несколько иного мнения и мог бы много чего припомнить из собственного опыта. Но ничего говорить не стал. Правда, в конце концов, у каждого своя.

— Так за это ты сражался, Самурай-с-крестом? — прямо и уверенно глядя ему в глаза, спросил Сигурэ.

Кэнсин не отвёл взгляда.

— Сначала я сражался, чтобы защищать людей, — ответил он, — но пришёл один день и я понял всю глупость своих мыслей. Жизнь ткнула меня носом в кровь родного человека. Подчиняясь клятве, данной Чоушу Ёсио, я продолжил сражаться и убивать, хотя мне казалось, что в душе не осталось ничего кроме пустоты. Сейчас мне кажется я вновь обрёл свою душу и не хочу потерять её ещё раз.

— Ты думаешь, я приглашу тебя в наше движение?

— Я может иногда и дурачусь, но я не дурак. Какой же новый патриот потерпит в своих рядах патриота старого, хоть и бывшего, да ещё и настолько печально известного Самурая-с-крестом.

— Узнай я об этом ещё вчера, до происшествия на набережной, наверное, после этих слов я бы тут же накинулся на тебя с мечом.

— Останавливает моё дзюцу, — улыбнулся Кэнсин.

— Не люблю драться против буси, вооружённого тупой игрушкой.

— Это сакабато, — напомнил Кэнсин, — и его обратная сторона заточена, как положено. За мечом я ухаживать научился давным давно.

— Значит, ты не совсем отказался от убийства.

— Совсем, — твёрдо произнёс Кэнсин, — но и шутом с тупым мечом в ножнах быть не собираюсь.

— Но все думают именно так.

— Главное, что думаю о себе я, ну и мои друзья ещё.

— Ты очень интересный человек, Кэнсин-доно. Я бы хотел быть тебе другом, но это невозможно.

— Так постараемся же не стать хотя бы врагами.

Кэнсин поднялся и Сигурэ последовал его примеру. Они тепло попрощались и разошлись, как каждому тогда казалось, своими дорогами.

Передо мной стоял уже не прежний Кай — десятник моего отряда стрелков, удивлявшийся странным приказам, но исполнявший их беспрекословно. Теперь это был начальник полиции Дзихимэ и обращались к нему исключительно Кай-сан («самурайского» — доно он на дух не переносил), он даже фамилию себе взял Сагано, по названию родной деревни.

— Бравый ты стал, Кай, — усмехнулся я, приглашая его садится.

Я заметил как он едва заметно поморщился, не услышав обращения «-сан». Я улыбнулся.

— Ты понимаешь зачем я тебя вызвал к себе, — сказал я ему. — Прибытие военно-морского министра Страндара подняло всех нас на уши. Я думаю, и не без оснований, что новые патриоты готовят какую-то… назовём это акцией… против него.

— Вы, — это обращения давалось Каю довольно тяжело — привык командовать, — считаете мою работу неудовлетворительной. Считаете, что я не в достаточной мере поддерживаю порядок в столице.

— Отнюдь, — покачал головой я. — Однако приезд страндарского военно-морского министра в корне меняет обстановку. Сам понимаешь, новые патриоты ни перед чем не остановятся, лишь бы хоть в какой-то мере отомстить Мэттью Перри за свой позор. Одних слухов о его кораблях хватило в своё время сёгунату, чтобы рухнуть окончательно. Эти гордецы будут считать «делом чести» отомстить ему.

— Я полностью контролирую город, — с гордостью (или гордыней) произнёс Кай.

— Днём, — безапелляционно заявил я, — однако новые патриоты предпочитают собираться по ночам. Именно в это время суток они собираются и планируют свои акции. К тому же, — не удержался от маленькой шпильки в его адрес, — многие из них открыто игнорируют требования закона о запрете на ношение мечей.