Мы вообще стоимъ за строгую гармонію между міромъ мысли и физическою жизнью человка. Мы уже высказывались нсколько разъ, до какой степени считаемъ неправильнымъ, вреднымъ и опаснымъ, перевсъ книги надъ дломъ въ воспитаніи нашихъ передовыхъ сословій. Мы въ сильной степени приписываемъ этой уродливости развитія и нашъ духовный разладъ съ самимъ собою, и нашу общественную вялость, и физическое слабосиліе и болзненность нашихъ молодыхъ поколній.
Если явленіе это такъ вредно отзывается на людяхъ, имющихъ гораздо боле возможности сообразовать свою практическую жизнь съ жизнью своей мысли, то, понятно, до какой степени искалчило бы оно тотъ слой народа, которому часто некогда оторваться отъ ежедневной работы рукъ, даже на короткій часъ отдыха. «Лишніе люди», «безсильные мечтатели», составляютъ тягость и вредъ даже въ самыхъ счастливыхъ условіяхъ быта.
Но мечтатель — рабочій, но «лишній человкъ», обязанный снискивать себ ежедневное пропитаніе трудомъ рукъ своихъ, это выходило бы за предлы всякой естественности. Наполнять голову работника свдніями и мыслями, только возбуждающими его безпокойство, безплодно нарушающими простой міръ его духа, не дающими ему силы ни на что, ему доступное, для него полезное, а только разслабляющими его собственныя практическія силы праздною мечтою или неисполнительными желаніями, — это значитъ не просвщать, а затемнять разумъ человка, надрывать его духовный организмъ непригодною и непосильною работою. Это значитъ хлопотать не о благололучіи его, не объ усовершенствованіи условій его жизни, а подносить ему отраву, вести его къ постепенному паденію и, можетъ быть, даже гибели.
Бывали, конечно примры, когда слишкомъ широкое раскрытіе умственныхъ глазъ рабочаго человка, даже нисколько не присноровленное къ прямымъ нуждамъ его развитія, вызывало могучую и плодотворную дятельность дремлющихъ силъ въ томъ или другомъ смысл. Но это были совершенно исключительныя натуры, герои исторіи, геніи своего народа.
Для огромнаго же большинства народа, окармливаніе излишнимъ знаніемъ принесетъ одинъ несомннный плодъ, — полное раздвоеніе съ средою и съ своимъ прошлымъ, глубокое внутреннее страданіе, безсиліе духа и, какъ неизбжный результатъ его, отвращеніе къ труду, полезному себ и другимъ.
Стремиться къ такому положенію вещей можетъ врагъ народа, но не другъ его. Мы высказываемся, напротивъ того, за самое осторожное и глубоко-обдуманное начертаніе програмы для начальнаго народнаго образованія, безъ всякаго увлеченія невдомыми горизонтами будущаго, безъ всякой примси теоретическихъ мечтаній.
Изъ безпредльнаго матеріала разнородныхъ знаній человка начальная народная школа должна сдлать строгій выборъ только одного необходимаго, только одного доступнаго, только одного примнимаго въ данномъ положеніи вещей.
Переродится черезъ нсколько десятковъ лтъ наше наличное народное юношество, явятся въ немъ иныя условія, иныя силы, иныя нужды, — само собою измнится, въ свое время, и школьная програма.
Програмы всхъ нашихъ учебныхъ заведеній, начиная отъ сельской школы грамотности, кончая университетами и академіями, даже програмы разныхъ случайныхъ и временныхъ курсовъ, устраиваемыхъ съ какою нибудь спеціальною цлью, начинаются съ закона Божія. У насъ словно боятся заикнуться объ изученіи чего нибудь безъ сопутствованія катихизиса, священной исторіи или богословіи.
Въ разсужденіе по этому поводу не принято даже входить. Это вопросъ какой-то исключительной щекотливости.
И т, это представляетъ, и т, кто разршаетъ, чувствуютъ себя связанными по рукамъ и ногамъ особенностью положенія этого предмета преподаванія.
Всякому, какъ начальнику, такъ и подчиненному, кажется, что малйшее нарушеніе въ програмахъ условнаго этикета относительно закона Божія, будетъ сочтено за вольнодумство, за потрясеніе общественныхъ основъ; что вся програма курсовъ безъ закона Божія будетъ лишена характера почтенности и благонадежности.
Черезъ это происходитъ иногда совершенно насильственное втискиваніе преподаванія закона Божія даже туда, гд въ немъ не можетъ предстоять надобности, единственно изъ соображеній педагогическаго приличія. Случается, что юноши, проходившіе этотъ предметъ въ достаточной подробности въ заведеніяхъ одного разряда, поступая въ заведенія высшаго разряда, опять посвящаютъ много времени изученію того, что уже давно изучено ими, даже безъ всякаго расширенія объема этого изученія.