Религиозная жизнь Древней Руси в IX–XI веках. Язычество, христианство, двоеверие

Но стоит обратить внимание на чрезвычайно любопытный факт: среднеевропейская общность полей погребальных урн (1250/1200– 800/700 гг. до н. э.) формируется на основе культуры курганных погребений (1500–1250/1200 гг. до н. э.). Последняя культурно-историческая общность получила распространение на широких пространствах Европы от Рейнских областей до Карпатских гор. Основные памятники ее – могильники, состоящие из нескольких десятков курганных насыпей, имевших сложное строение из разных каменных или деревянных конструкций. Ведущим обрядом погребения было трупоположение, но нередко встречаются и трупосожжения. В некоторых регионах захоронения по обряду кремации, помещенные в глиняных урнах или цистах, были преобладающими[522].

Вполне возможно, предшествование курганов бескурганному обряду, как и предшествование ингумации – кремации, является свидетельством некой цикличности похоронно-погребальных ритуалов в древней Европе. В этой связи появление курганной обрядности у славян и германцев раннего средневековья можно рассматривать как очередной этап «самораскрытия» архетипичной идеи взаимосвязи живых и умерших, по разному проявлявшей себя на протяжении многовековой истории индоевропейских народов.

Б. А. Рыбаков рассматривал праславянский обряд сожжения тел умерших как выражение аграрного культа предков-покровителей урожая: «Если все души предков находятся в небе, то они становятся, как бы соприсутствующими с верховным небесным божеством <…> возникает слияние идеи небесного бога, повелителя природы и урожая, с идеей предка-помощника, тоже оказавшегося в небесных сферах вместе с дымом погребального костра»[523]. Признавая правомерной подобную интерпретацию, следует заметить, что и обряд ингумации в архаических культурах нельзя отделять от культа плодородия. Покойники, помещенные в землю, подобно семенам «проникали» в хтоническую область бытия, поэтому от них и ожидали поддержки в занятиях земледелием[524]. К тому же материалы новейших исследований раннеславянских памятников (киевская культура) указывают на то, что уже в римское время сожжение не было единственным видом обращения с телами умерших.

На востоке Днепровского Левобережья и в бассейне Северского Донца выявлены памятники начальной фазы киевской культуры, датирующиеся концом II – серединой III в. н. э. Среди этих памятников – 4 бескурганных могильника, где из 24 раскопанных погребений 2 были совершены по обряду ингумации, остальные – по обряду трупосожжения. Все кремации совершены на стороне. Два погребения урновые, остальные безурновые. В большинстве случаев остатки сожжений помещены в неглубокие ямы, разнообразные по форме. Большинство трупосожжений было вытянуто полосой вдоль края холма, на котором расположен могильник. Полосы оканчивались кострищами или пятнами прокала грунта. За пределы «основного массива» захоронений было вынесено несколько трупосожжений и по одному трупоположению. Вне основных полос захоронений находились также ямы без остатков сожжений, содержавшие в своем заполнении кости животных и керамику, и, кроме того, ямы от столбов[525]. Представляется возможным предположить, что эти ямы являются остатками своеобразных погребальных сооружений «промежуточного» типа, которые зафиксированы в «Повести временных лет» как «столпы на путех». Летописец, рассказывая о дохристианских обычаях некоторых восточнославянских племен, сообщает: «и аще кто умряше, творяху тризну надъ нимъ, и по сем творяху кладу велику, и възложахуть и на кладу, мертвеца сожьжаху, и посемь собравше кости вложаху в судину малу, и поставляху на столпе на путех, еже творят вятичи и ныне. Си же творяху обычая кривичи и прочии погании, не ведуще закона Божия, но творяще сами собе законъ»[526].