Религиозная жизнь Древней Руси в IX–XI веках. Язычество, христианство, двоеверие

В связи с этим значительный интерес представляет частичное распространение практики ингумации умерших, выявленной (как указывалось выше) на памятниках киевской культуры и преемственно связанной с ней пеньковской[544]. Здесь стоит отметить гипотезу В. В. Седова, предположившего, что биритуализм носителей пеньковской культуры (отождествляемых с «антами» византийских письменных источников) объясняется контактами славян с ираноязычным населением в обширном регионе северопричерноморских степей между Нижним Дунаем и Северским Донцом. Он относил эти контакты ко времени черняховской культуры[545]. Нам представляется, что археологические материалы не содержат однозначных доказательств изменения погребальных ритуалов славян-антов под влиянием ираноязычных соседей. В основе черняховской культуры лежали традиции как минимум трех этнических групп: германской, скифо-сарматской и славянской. В черняховских грунтовых могильниках, содержащих как кремации, так и ингумации, наиболее отчетливо выявляются собственно скифо-сарматские погребения-трупоположения[546]. Системообразующей этнической группой в составе черняховской общности были германцы – готы. Именно их продвижение в лесостепь и степь привело к складыванию этого своеобразного этносоциального организма[547]. Е. А. Горюнов, О. М. Приходнюк и Р. В. Терпиловский убедительно продемонстрировали в своих работах, что пеньковская культура в наибольшей степени близка к киевской и достаточно сильно отличается от черняховской. В этой связи наиболее аргументированной представляется гипотеза о формировании пеньковской культуры во второй четверти – середине V в. н. э. на основе лесостепного населения киевской культуры, включенного в черняховскую зону, но подверженного воздействию более северных групп носителей киевской культуры[548]. По мнению М. Б. Щукина, формирование киевской культуры на основе различных «постзарубинецких» групп (предположительно во второй половине II – начале III в.) происходит параллельно черняховской культуре. Поэтому на левобережье Днепра наблюдается черняховско-киевская чересполосица, при которой «киевляне» селились на дюнных возвышенностях в широких поймах рек, а черняховцы – на черноземных склонах[549], хотя при этом какое-то количество балто-славянских выходцев из лесной зоны было и непосредственно втянуто в формирование полиэтничной черняховской общности[550].

В свете современных уточнений, внесенных в историю черняховской эпохи, скифо-сарматское воздействие на погребальные обряды славян-антов не может считаться таким значительным, как представлял это В. В. Седов. Обряд трупоположения имел «ограниченное применение» в рамках славянской киевской культуры еще до ее контактов с ираноязычной степью. Воздействие скифо-сарматской мифологии на религиозность ранних славян могло лишь способствовать тому, что практика ингумаций получила несколько большее распространение, чем в дочерняховский период. Однако, вплоть до эпохи христианизации Руси в IX–X вв. кремация оставалась господствующим видом погребального обряда у всех славянских племен Восточной Европы.

Одновременно с пеньковской культурой формируется пражско-корчакская археологическая культура[551]. В VI–VII вв. в пражско-корчакском ареале получают распространение курганы. Причины и возможные религиозно-мифологические аспекты перехода к курганной погребальной обрядности остаются дискуссионными. Многие ученые объясняли обращение славян к курганным погребениям иноэтничным влиянием[552]. Имеют место и другие точки зрения. Так, по мнению Е. А. Рябинина, традиция захоронения под земляными насыпями-курганами возникла в восточнославянской языческой среде в связи со «стремлением сородичей укрыть и уберечь прах предков от опасности разрушения и уничтожения»[553].

Мне представляется, что распространение практики насыпания курганов, возможно, имевшее своим источником иноэтничную традицию, следует поставить в прямую зависимость с социальным развитием славянства в середине – второй четверти I тыс. н. э. VI век был временем выхода славян на «историческую сцену». Начались их военные столкновения и войны с Византией. Происходила динамичная эволюция восточнославянского социума в рамках военной демократии[554]. Поэтому вполне допустимо предположение, что курган приобретает «популярность» как социально-престижный вид погребального памятника, соответствующий резко возросшей активности славянского общества, выражавшейся как во внешней экспансии, стремлении закрепится на новых землях, так и в усложнении внутренней социальной структуры. Курганная обрядность также может быть признана выражением процессов индивидуализации, роста общественного статуса отдельной личности. Но это, конечно, не исключает той или иной символической функции кургана в контексте архаической картины мира.