Реминисценции о Павке Корчагине

Так большой медный реактор, в котором производилась мочевина, был немедленно продан на металлолом. Цветные металлы были в цене на вторичном рынке и директор получил крупную сумму наличными себе в карман. Директорам вторили обнаглевшие до беспредела энергетики. Пришедший к власти в энергокомплексе всей страны деятель, являлся по слухам двоюродным братом молодого, жутко перспективного и кудрявого губернатора – оба, надо заметить, Борисы, опять – таки Борисы – то есть разрушители. Борису – как зеркалу дымократии, гордо именовавшего себя провинциалом – очень кстати подошла бы фамилия Ебнарь – ибо полностью соответствовала его не скрываемой мужской сути. Ну это не считается пороком у современных политиков, а наоборот, возможно притягивает дополнительные голоса.Опаськин, кстати, не понимал, как человек, ничем не проявивший себя в студенческой молодости, кроме как шулерской игрой в карты и дружбой с криминалом, прорвался в губернаторы. Не иначе, по мнению Опаськина – происки ЦРУ и поддержка диаспоры. После смерти, у честного и неподкупного провинциала, по слухам, оказавшегося зеленым миллиардером, на счетах откуда-то оказалась весьма неплохая сумма.

Да и погиб он тёмной ночью, как-то глупо, опять же при участии какой – то украинской женщины не очень высокой социальной ответственности. Тёмная оказалась история. Теперь в его честь названа площадь перед российским посольством в Америке. Владимир считал, что надо бы око за око. Бульвар перед американским посольством он полагал бы назвать бульваром Анжелы Дэвис, а что – оба были кудрявые; или площадью Олдрича Эймса, по мнению Владимира, в этом случае что-то тоже объединяло героев. Но, впрочем, по Маяковскому – кто их к чёрту разберет – этих мудреватых кудреек? Только история.

Так вот этот трояноподобный дерьмоблещущий, как сказал бы Гомер, энерговредоносный двоюрдный брат провинциала Борис 2 , не стесняясь, дал команду отключать подачу электроэнергии на заводы. Неподача электричества на химзавод- смерть реакторам и заводу. Дорогущие реакторы из меди и специальной химической стали тут же забивались продуктами не успевшей пройти до конца химической реакции, после чего не годились даже на металлолом. Диверсия, просто диверсия, думал Опаськин. Куда только смотрят соответствующие, якобы, бдительные органы. Поэтому, Опаськин был не сильно удивлен, когда из газеты узнал, что главный псевдоэнергетик Борис женился на американке и укатил или, скорее всего, скрылся от греха в далекой Америке у своих хозяев. Наоборот Опаськину стало понятно, почему так беспардонно рушился этим, без сомнения для него, предателем, химический комплекс.

Правильно продал медный реактор директор завода, решил Опаськин. Так хоть своим внукам или себе на похороны что – то оставил, всё равно бы выбросили реактор на свалку. Бдительные органы были бессильны, поскольку в верхах было, по – видимому еще больше служителей заокеанских хозяев – бойцов невидимого фронта, начиная с самого главного у них гнусного предателя – трояна Бакатина, кстати, до сих пор без всяких, что удивительно, для себя последствий выдавшего американцам все секреты, в том числе по построенному новому посольству. От бессилия бдительные органы играли в рабочее время в футбол и ловили безответных бедолаг – рабочих, выносящих бросовый и ненужный заводу металлолом через проходную завода.

Поэтому, совсем по – ахматовскому «Дом был проклят и проклято дело», после выхода на пенсию Опаськин переехал в столицу провинции к матери, которую тоже вскоре проводил в последний путь.

С тех пор он жил один. Единственным его развлечением и страстью было чтение.

–У меня просто булимия на чтение, думал про себя Опаськин.

Этап 5. « Заставили нести крест»

Пенсии Опаськину, естественно, не хватало, как и всем честным российским пенсионерам. Владимир решил, что если Эрих Фромм писал, что: «сама жизнь есть искусство – поистине самое важное и в то же время самое трудное и сложное из всех практикуемым человеком искусств», тогда, бесспорно, жизнь российского пенсионера- это не жизнь, а суперискусство. Правда, если рисовать картину жизни, например как жизнерадостный Матисс, у которого фоном служил белый цвет, в картине жизни российского пенсионера фон был мрачный, чёрно-коричневый. Можно было бы оставить и белый, но этот белый был бы цветом унитазного фаянса пенсионерской жизни. Жизнь текла ниже плинтуса как – то по кафкиански – когда от тебя ничего не зависело. Понятно, что по Маркесу – деньги – помет дьявола, но вот их то и не хватало. И собираться жрать как полковнику, которому никто не писал, по тому же Маркесу, дерьмо, тоже как- то не хотелось.

–Нищета – думал про себя Владимир.– Полная нищета, жизненный тупик! Отсутствие счастья по Иммануилу Канту!

–Посмотришь на эти хари в телевизоре, да и плюнешь. – Опаськина возмущали до глубины души все эти мерзкие чиновничьи игрища, стремление и умение власть имущих цинично думать только о себе.