Ренар Холл

Мне показалось, что я ослепла от ударившей в глаза белоснежной яркости, в которую мы кинулись с такой скоростью, что мир вокруг превратился в размазанный круговорот. Радостно хрюкая, лаки разрывал грудью морозный воздух, свистевший в ушах, но совершенно не терзавший голую кожу. Я была в одном лишь шерстяном платье, без шапки и варежек, без тулупа и шарфа, но чувствовала себя превосходно. В страхе прижалась грудью к шее Гессена, с силой сжимая его огненную гриву, от которой исходил такой жар, что вокруг нас дымился пар. Лаки несся вперед, упиваясь свободой. Он играючи перескочил через каменную стену — первую линию обороны замка и понесся между домов. Ему не требовалась дорога, ведь копыта не касались земли. Встречные визжали и разбегались, бросая ведра и телеги, собаки лаяли нам вслед, кони ржали, а куры кудахтали. Творился полнейший бедлам, словно в курятник пробрался лис, за которым гнались псы. Но куда им было за нами угнаться? И куда несся мой милый лаки? Впрочем, мне было все равно, ведь я знала, что он не причинит мне вреда. Гессен решил разделить со мной самое счастливое мгновение своей жизни, и сложно было выразить всю силу моей благодарности. Эта встряска требовалась мне не меньше, чем ему.

Наконец, лаки взобрался на высокую гору, покрытую искрящимся пушистым снегом и, встав на дыбы, от чего я завизжала и едва удержалась на его спине, издал победный вопль. Этот вопль эхом разнесся по окрестностям, заставив все звуки окружающей природы на миг замереть. Тяжело дыша, Гессен пускал из ноздрей пар, а я смогла выпрямиться и передохнуть.

— Ты счастлив? — погладила его по шее. — Вижу, ты очень счастлив, и я рада за тебя.

Он переступил с ноги на ногу и мотнул мордой, указывая куда-то. Я перевела взгляд. Сердце екнуло. Внизу, не так далеко от нас, по дороге двигалась колонна. Две дорогие золоченые кареты в окружении стражников, закованных в латы, элементалей и всадников на снежных лаки. В одном из всадников я узнала его высочество.

Первая мысль была, что теперь меня точно уволят. Но затем я вспомнила, с какой тоской хозяин смотрел на любимое животное и как хотел подарить ему свободу, но не мог. Вряд ли он станет сердиться, что это сделала я. К тому же, как никто должен понимать, что невозможно обуздать зверя, несущегося к заветной цели. Впрочем, я не желала лишнего внимания, тем более, что на щитах стражников державный герб. В одной из карет ехал сам король.

— Гессен, домой, — я похлопала животное по шее, но лаки не реагировал. — Гессен, пожалуйста. Я очень прошу. Поверни домой.

Не знаю, к счастью или на беду, но животным безразличны титулы и звания. Они не чтят этикет и людские законы. Они поступают по воле сердца, а не разума, от того столь счастливы. Хотелось бы и мне отринуть терзания и поступать лишь так, как приказывает душа…

Вновь встав на дыбы, Гессен рванул… навстречу гостям. Я увещевала, как могла, но счастливое животное, жадно вдыхая морозный воздух и несясь на всех порах, двигалось только вперед, не желая возвращаться. Мы поравнялись с каретами в считанные секунды, но встреча не была дружелюбной: стражники ощетинились мечами, элементали — страшными ледяными оружиями

— Отставить, — скомандовал эрцгерцог.

В этот момент хотелось провалиться сквозь землю, но лаки не понимал, насколько неуместными сейчас были восторги. Он подбежал к хозяину и, сделав круг, уткнулся мордой в его руку.

— Что там происходит?

Из кареты донесся голос короля. От страха я проглотила язык и едва дышала. Я переводила перепуганный взгляд с кареты на господина Ренара и обратно. Шторки первой были наглухо закрыты, а второй не выказывал и тени недовольства, ласково поглаживая шею моего лаки.

— Все в порядке, ваше величество. Нас встретила моя гостья.

Гостья? Пристальный, тяжелый взгляд господина Ренара велел не перечить. Впрочем, в присутствии короля и в столь неоднозначной ситуации я была безмерно благодарна подобному покровительству, понимая, что все имеет свою цену. Но потом… Сейчас самое главное не упасть в грязь лицом перед покровителем нашей державы, а причины столь странного поведения своего хозяина я выясню позднее.

— Гостья? — в окне показалось лицо короля.

Я видела его прежде — на портретах и страницах книг, но вживую он оказался еще красивее. Чуть раскосые малахитовые глаза, правильный овал лица, длинный прямой нос, чувственные губы, прямые брови и все это в обрамлении чуть волнистых каштановых волос до плеч, придавленных обручем с малахитовой вставкой по центру. Я завозилась, силясь слезть с Гессена, чтобы склониться в глубочайшем реверансе, при исполнении которого положено касаться коленями пола и ждать дозволения подняться, но мужчина меня опередил:

— Не стоит, дитя. Ты же застынешь. На улице мороз, а на тебе и верхнего платья нет. Как это понимать, Эдвард?

— У графини Оруэл горячая кровь.

— Но это не объясняет отсутствия хотя бы накидки.