Ренегат

Воцарилась непроглядная тьма. Слышу утихающий шум, будто жужжит улетающий рой мух. Мне тесно. Кажется, я нахожусь в маленьком ящике, и мне катастрофично не достает пространства. Согнув ноги в коленях, так, что они касаются подбородка, стопами упираюсь в стену. Вдруг места становится больше и прямо перед моим лицом зажигается повисшая на тоненькой цепочке лампочка. Кожа лица согревается лучами исходящего от нее света, который становится все ярче и ярче и распространяется, осветляя простор вокруг.

В один момент, совсем незаметно, каким образом, я оказываюсь в огромной комнате с высоченным потолком и бетонными стенами, не имеющими ни окон, ни дверей. Воздух тяжелый и затхлый, им почти невозможно дышать. Я осознаю: это заброшенное место — мой сон, то есть невиданная раньше площадка ассоциаций возникающих в моем подсознании.

На одной из стен прокачиваются горизонтальные серо-голубые волны, затем мозаикой появляется невозмутимое лицо Аарон Селестайн. У нее пустые, глядящие в никуда, глаза. Чтобы рассмотреть ее как следует, подхожу ближе. Портрет Селестайн складывается из множества плавно двигающихся квадратиков, будто они лежат на воде. Весьма интересно, хотя, я не совсем понимаю, как такое возможно.

Аарон Селестайн безмолвно шевелит губами, как вынутая из воды рыба. И вдруг, она громко приветствуется, называя меня участником Эксперимента. Затем указывает его цель: достижение мира.

— Эксперимент, — изрекает Селестайн, — единственный верный путь для достижения цели. Он объединяет. Он безвредный, и предоставляет возможность узнать правду, которою от нас тщательно скрывают.

Я скептически ухмыляюсь. Прекрасно зная, кем возомнила себя Селестайн и что кроется у нее в приоритетах, я понятия не имею, о какой правде она говорит, ведь нас нагло программируют с помощью неоднозначного проекта.

— Конечно, — продолжает Селестайн бесцветным голосом, — есть много других, но менее действенных. Мы выбрали наименее болезненный, самый короткий и самый верный.

— Обида, — вещает Селестайн, — порождает жестокость. Слабости — ненависть. Гордость отражение агрессии, а ограничение — мудрость поведения. Не контроль, а дисциплина. Хладнокровие — признак силы, а Эксперимент — это исцеление… Эксперимент избавляет нас от того, что причиняет нам боль и нас разрушает.

Я внимательно слежу за Аарон Селестайн, ловлю каждое ее слово, но во мне закрадываются сомнения. Действительно ли ее главной целью является мир? Применяемые ею методы не всегда безопасны для здоровья и жизни. И мира не достичь, истребляя тех, кто наперекор власти всего лишь рвется к свободе, отстаивает свои права или ни в чем неповинных ребят. Но жизни потеряны, и их не вернуть.

Странно, я мыслю, находясь в суггесторном сне. Это нормально?

— Участники! — снова обращается Селестайн. — Вы стали частью начала положенных изменений. Изменений, которые помогут создать Новый Мир. В Новом Мире не будет места насилию, голоду и всеразрушающим войнам.

Вдруг меня ослепляют вспышки огней; оглушает свист летящих бомб, взрывающихся при падении; меня окружают плачущие люди, которые исчезают, и стремительно растущий ядерный гриб испепеляет все. Я дрожу от страха, ведь радиоактивный пепел вот-вот растворит меня. Хоть я и осознаю, что это мне сниться, но меня поглощает чувство, будто это все происходит со мной. Как видение может казаться таким реалистичным, а страх пронизывающим до костей?

Я снова оказываюсь в помещении без выхода, мне кажется: все, что меня окружало долю секунды, я уже видела, но довольно давно и точно не помню где. Возможно, это кадры из видео, которое нам частенько показывали, пытаясь доказать, что «старый» мир уничтожен. Неужели нас всегда готовили к суггестии?

Селестайн все еще бубнит, но я пропускаю все мимо ушей и осматриваюсь по сторонам. Я в ловушке, и из нее не выбраться, пока не закончится действия препарата. Но я не хочу больше здесь находиться, поэтому надо придумать, как отсюда выбираться.

На втором испытании мне пришлось искать выход. Он находился в стене и хорошо замаскирован, надо было всего лишь открыть вход в вентиляционную трубу. Нелишне провернуть то же самое. Подхожу к одной из стен, провожу рукой, стучу ногой, но все без толку. Стены настолько толстые, что их ничем не пробьешь.

— …В последней войне возник Богем. — разглагольствует Селестайн, прибавив громкости. — Страна из пепла и крови. Страна, которая будет существовать еще десятки тысяч лет, которая никогда, никогда не рухнет! Ровно сорок девять лет, как Богем пребывает в состоянии процветания. Сорок девять лет государство находится под руководством Сейма. Сейм заботиться о нас, защищает от внешней опасности, ведет нас в светлое будущее.

Отец всегда говорил, что будущее — это то, что мы никогда не увидим, его не существует. Это то, что мы придумали для себя, как еще одну ложную надежду. Для нас есть только нынешнее, этим мы и должны жить.