Вытянув руки, ныряю в узкое пространство между камней и, опрометью примостившись, надеваю капюшон. Яркая, мощнейшая вспышка света ослепляет, я закрываю лицо ладонями, забыв для пущей безопасности засунуть руки в рукава. Вдруг, на малую долю секунды, становится невыносимо жарко, будто кто-то включил мгновенно накаляющую воздух лампу, и кожа на открытых участках тела будто пылает, а одежда пропитывается обильно выделяющимся потом. Еще немного и я зажарюсь, как белка, послужившая мне обедом.
Разрезающий любую тьму свет угасает, а несносная, аномально высокая температура немного ослабевает. Скрипя зубами от адской боли, отнимаю обожженные руки от лица — тыльные стороны ладоней побагровели и покрылись отвратительными волдырями; от одного отталкивающего вида изуродованной плоти и чудовищного запаха воротит. Я много раз видела подобные раны, но не имела ни малейшего понятия, как несносно они саднят — раны жгут, словно я сунула руки в костер.
Понимая, что залечить ожоги нет возможности и средств, закрываю глаза — словно набухшая голова разрывается, сердце неукротимо продолжает биться о ребра. Нужно хоть ненадолго уснуть, чтобы позабыться от сводящей с сума боли. Это самое верное решения, ибо выходить из защитного убежища еще слишком рано и опасно. Вдруг последуют новые, сжигающие все, свечения? Нет, лучше подожду до утра.
Глава 13. Жатва
Года два назад, всего-навсего единожды, показывали новое смертоносное оружие, еще не применяемое тогда, но оно всех жутко напугало. Это были черные металлические свето- и огненные шарики. Открывшись, они взрываются, испепеляя все в радиусе до двух километров. Именно такая световая бомба взорвалась вчера.
Кое-как сжимаю руки в кулаки — большущие волдыри лопаются, глубокий ожог жжет, и я едва не плачу. За ночь у меня получилось уснуть лишь дважды и всего на пару минут. Но, к счастью, уже светает, новых взрывов не было, а я все еще боюсь выходить. Предполагаю, что единственная вспышка света сожгла все вокруг, и я не уверена, хочу ли видеть многочисленные горки пепла оставшиеся не только от деревьев, животных, а и от ребят. Но сидеть под горой камней больше невыносимо. Мне необходимо найти воду и промыть раны, а еще что-то, что поможет снять боль, если это возможно. Собравшись с последними силами, выбираюсь наружу.
Став твердо на ноги, первым делом рассматриваю обгорелые места и едва не теряю сознание — кожа рук покрыта ужасным красным рубцами, враз набухшие желваки лопаются, как передутые мыльные пузыри. Как же мне недостает быстро заживляющей мази Люка, ведь благодаря ей мое лицо зажило за ночь и крохотного шрама не осталось.
Сквозь пальцы смотрю на устеленную толстым слоем пепла землю. Травы и листьев тут, словно никогда не было. Все серое, и в воздухе витают облака пепла. Подняв голову, вижу обугленные стволы деревьев, а ведь обгорелые, безлиственные осыпающиеся пепельной крошкой сучья, когда-то были ветками. Из-за непродолжительной вспышки света выгорел огромный кусок леса. Хорошо, что меня заслонили камни, иначе бы зажарилась.
Примерно в километре отсюда, зеленеет нечто высокое. Наверно, это кроны уцелевших деревьев, может быть, среди них я найду воду. Кажется, у меня обезвоживание: нешуточно мучает невыносимая жажда, губы обсохли настолько, что потрескались. Больше всего мне хочется пить и не ощущать боли.
Вздымается легкий ветерок, поднимая клубы удушливой персти ввысь. Совершенно не имею сил идти, стараюсь не свалиться с ног. Солнце поднимается все выше, прогревая загрязненный воздух, но даже для такой ранней поры температура слишком высокая.
С трудом добиравшись до зеленой рощи, решаю поохотиться. Не знаю, удачно ли это у меня выйдет, ведь, чтобы выстрелить, нужно нажать на курок, а пальцы безболезненно не сгибаются. Вопреки логичным сомнениям и здравой предосторожности, заседаю в кустах и терпеливо выжидаю, и через минут пятнадцать замечаю крадущуюся лису. Удивительно, что, несмотря на многочисленные ловушки, она все еще жива. Прицеливаюсь. Я почти не вижу рыжеватое животное — раны пекут жаром и мимо воли льются слезы, тяжелая винтовка то и дело вываливается из рук. Выстрел похож на тихий хлопок, но, сидящие на макушках деревьев, птицы все ровно взлетают в бездонное небо.
Быстро разделав вожделенную добычу, развожу костер. Из-за выделяющего дополнительное тепло пламени ожоги саднят еще сильнее, поэтому оперативно нанизываю тушу на заранее заточенную ножом ветку, оставляю ее над огнем и отхожу в сторону. В такую трагическую западню я еще никогда не попадала. Разве что, когда была маленькой, залезла на вершок хилой яблони и совершенно внезапно поднялась буря. Боясь упасть, я вцепилась в тонкий ствол и сетовала, как обезумевшая, думая, что застряла там на всю жизнь. Но отец вовремя меня нашел и спустил на твердую землю. Это давнее приключение ничто не значит, по сравнению с тем, что я переживаю сейчас.