— Я уверен, что вы думаете так же, как и моя жена… Но представьте себе, что не существует ни автомобилей, ни железных дорог, ни телеграфа; Роден должен был бы приехать в дилижансе, я был бы предупрежден за месяц, курицу откормили бы в нашем птичнике и дома сделали бы паштет; подумайте, разве этот паштет не был бы лучше того раскрашенного картона, который сейчас привезет из Ниццы моя жена! И мне не пришлось бы, как недавно, найти борную кислоту в одной птице. И кроме того, мне не надоедала бы постоянно целая толпа людей, которые преспокойно оставались бы дома, если бы мы жили в нормальную эпоху, без железных дорог, трамваев и автомобилей!
Трамваем мадам Л. в сорок минут добирается ко мне из Ниццы. И она пользуется этим, бездельница! (Имитируя носовой выговор мадам Л.) «Мой муж заставил меня поклясться при отъезде из Парижа, что я буду часто вас навещать!..» Валяй, милочка! И знаете ее пунктик? Это правоверная протестантка, которая смеется над пышностью католических церемоний!.. Вы меня знаете, Воллар, я вовсе не сектант, но в присутствии протестанта я делаюсь бешеным католиком! Если бы вы слышали мадам Л.: «Протестантская религия, мосье Ренуар, имеет по крайней мере то качество, что она проста!..»
«Простая религия!» Тоже изобрела, дуреха!
«Но, мадам, — говорю я ей, — вы хотите, конечно, сказать: религия — бесцветная, скучная. Дикарь, например; никто не скажет, что он не прост, но посмотрите, в какие блестящие, яркие цвета он одевается!»
И после того как она вдоволь поизведет меня своей «простой религией», она вдруг принимается говорить о музыке! О музыке своего друга Б… Чем я виноват, что мне не нравится музыка литератора? Галлимар как-то повел меня на оперу Б… На другой день, придя ко мне, он застал меня за работой над «ню».
«Ну, а музыка Б…?» — спрашивает Галлимар.
«Что поделаешь, — ответил я, — мне это меньше нравится, чем писать задницу!»
— Этот несчастный Реймский собор! — продолжал Ренуар. — Какой ужас эти обезглавленные ангелы, которые напечатаны в журналах! И какое несчастье, что после войны все это будут реставрировать!.. Достаточно посмотреть на фасад церкви Везелэ, как они ее починили!..
Возьмите, например, готическую колоннаду, главный мотив которой — капустный лист; и вот вы ни за что не найдете ни одного листа, который был бы вполне похож на другой и так же расположен. То же самое с колоннами: ни одна не тождественна с другой и не поставлена точно против другой. Ни один современный архитектор, начиная с Виоле ле-Дюка, не понял, что дух готики — в неправильности. Они предпочитают объяснить неправильность неумением. Однажды я заставил прыснуть со смеха толпу архитекторов, которым сказал, что Парфенон — сама неправильность. Я сказал это на авось, но я отлично чувствовал, что иначе быть не могло. И позже я узнал, что был прав. Но никогда ни один архитектор не согласится, что правильность должна быть в глазу, а не в исполнении. В Риме есть новая церковь Св. Павла, — она гнусна, потому что колонны ее безукоризненны. Когда видишь подобные колонны в Парфеноне, приходишь в восторг от их точности, но, приближаясь, замечаешь, что нет двух тождественных колонн. Эту неправильность встречаешь во всех примитивах, даже в Японии и Китае. Это дух современности, и профессора изобрели точность по циркулю…
Читали вы статью Пелльтана, предлагающего восстановить совсем заново Реймский собор рядом со старым силами пленных германцев? И в глубине души этот добрейший Пелльтан убежден, что новый будет прекраснее старого!
Я вспоминаю на одном из порталов Реймского собора двух пророков с орнаментом из листьев над одним из них: какая в нем удивительная фантазия! И с обеих сторон другого пророка две головки, — какая очаровательная грация!
Просто невероятно богатство этих порталов! Этот тяжелый материал превращен в такой легкий, что вспоминаешь о кружевах! Суметь придать тяжеловесной массе такое богатство, соединенное с такой легкостью… И если вы скажете всем Пелльтанам на свете, что, имея миллиарды и еще миллиарды, ничего не сделаешь даже приблизительно похожего, они вам хором ответят: «А прогресс?..»
Среди множества шедевров Реймского собора есть три фигуры: «Христианская религия», «Царица Савская» и «Улыбка Реймса». Их красота сводит с ума. Когда видишь такие вещи, как глубоко чувствуешь скудость и прежде всего глупость современной скульптуры! Например, эти лошади на Большом дворце, которые тянут в разные стороны, безумные лошади. Вот сюда бы упасть бомбе, но нет опасности, что нам так повезет!
И рядом с репродукциями из Реймса постоянно помещают Латуров! Достаточно картине пострадать от германцев, чтобы ее сейчас же произвели в шедевр!
Я. — Значит, вы не считаете Латура великим художником?
Ренуар. — Да, если хотите…
Я. — Так же, как и Натье?
Ренуар. — Нет, сильнее все-таки… Но забавно, что живописец не любил писать рук!..