Репатриация на чужбину

Чем дальше, тем больше местная дурная, нездоровая тенденция меня пугала. Разбойный разгул на подступах к западному побережью Руфеса вынуждал крепко задуматься. Вот, как, простите, мне управляться со своим хозяйством – с этим пресловутым баронством – если на его богатства могу претендовать не только я? Как там Первая Английская Елизавета своим лордам талдычила: пахарь должен спокойно пахать, рыбак рыбачить, мастеровой мастерить, купец спекулировать, а чиновник воровать. Люди свой хлеб должны зарабатывать в мире и покое. А не железом о железо стучать, добиваясь пользы через членовредительство. И тут я её величество очень даже одобряю. Не успела я переварить это собрание здравых мыслей, как мои мужики дотащили меня до первого приличного города. Причём, портового.

Он и впрямь оказался настоящим городом: многоэтажки, мощёные улицы, достойные сортиры и стройные ряды торговых лавок по обоим бортам крузака. Обхождение на парадных воротах – полный восторг. Мой фургончик едва ли не на руках перенесли через порог за твёрдо установленную плату, не омрачённую вымогательством. Гости города на разно-фасонных тарантасах и телегах почтительно расступались, едва натыкались глазами на мою безобразную безглазую маску. Многие кланялись. А некоторые даже не шарахались, как от чумной повозки.

Хотя, чего ж от нас не шарахаться, коли на плече одного грозного воителя развалился лайсак, а на плече второго с умным видом озирается вирок. И по вознице экипажа зайцами скачут целых два малолетних лайсака. Ну, и Рах из моей сумки на груди не постеснялась высунуться – оклемалась, слава богам! От повязки сегодня поутру отказалась, дескать, хватит уже. А если вспомнить, что за крузаком маршируют восемь тягловых обров, то наш кортеж может с полным правом называться баронским. Наверно, поэтому до лучшей в городе гостиницы мы дотащили приличный шлейф зевак.

Та взаправду выглядела довольно презентабельно: три этажа, чисто выбеленный фасад, ставни целые, крашенные и в полном наборе. На задах гигантский хозяйственный двор с сараями для обров. Тут же пчелиный улей из пакгаузов на любой вкус. И даже каменный бассейн с фонтаном в центре всей композиции – цивилизация! Я-то поначалу заробела насчёт свободных номеров в столь фешенебельном отеле, но Сарг невозмутимо пёр по прямой. Как ни странно, наших копытных разместили тотчас и наилучшим образом. Не успел мой опекун стянуть меня на землю, как на передний план вылезла целая делегация встречающих во главе с самим хозяином. Я, конечно, цену себе знаю. Но явно продешевила с количеством цифр перед запятой – больно важной персоной оказалась. Ибо впереди меня ожидал не стандартный номер, а целые апартаменты из трёх комнат с предбанником. И собственной ванной! О как!

Застолбив за собой самую маленькую, уютную из комнат, я оккупировала здоровенную кадку и ушла на глубину. Плавала, ныряла, плюхала ладонями, бултыхала ногами, взбивала пену, пускала пузыри, пела, мычала и стонала. Рядом возлежала на кушетке Рах, отдавая дань гигиене в своей языковой манере. Две юные служаночки в чистеньких платьицах с оборками жались в сторонке и даже не блеяли. Я уже начинала подумывать, что вполне могу переночевать и в кадке, как в дверь беспардонно замолотили кулаком. Сарг потребовал вытряхаться из рая, потому, как Сиятельная тут не одна и нечего борзеть.

Если бы меня кто предупредил, что в этом мире водятся маникюрши, скончалась бы ещё в ванне. Я полюбила эту тихую услужливую женщину с первого взгляда и нипочём не желала с ней расставаться. Поскольку Клор – о боги! – оказалась ещё и массажисткой. В голове тихой сапой зашебаршили подленькие идеи о выгодном обмене наследственной агратии Юди на домик в центре этого божественного города. Или прямо на этот люкс, но чтоб с массажисткой в придачу. Знаю я эти их занюханные баронства с их пыльными холодными замками! Не заманите!

И часа не прошло, как вымытый и вычищенный опекун вытряхнул свою госпожу из её уже почти приватизированной спаленки без всякой жалости. Он впервые узнал, что я могу выражаться не только по писаному. И тотчас продемонстрировал, как мизерно его почтение к духам-небожителям всех рангов. Даже моё ночное признание ничегошеньки не изменило в наших суровых отношениях. Впервые пожалела, что в его аттестат чёрным по белому вписано «опекун», а не «лакей».

Обеденная зала сияла великолепием в виде скатертей, столовых приборов и чистых рук посетителей. Я, наконец-то, воочию убедилась: местные за столом умеют не только ржать, орать, сморкаться и сквернословить. Тихий мерный гул бесед не лез в уши с настырностью боевого слона, а обтекал их медовой рекой. Ещё бы глаза публике приклеить к тарелке под носом, и наступит эра моего райского существования в этом гнусном мирке. Нет, вот почему до апартаментов тут додумались, а до отдельного кабинета в ресторации воображение не докатилось? Пялились на меня все: кто исподволь, а кто и нахально.