Репетиции

Уже 18 октября, пытаясь свалить Петра, Иаков написал и отправил в район первый донос. Не могу точно сказать, он ли придумал этот способ борьбы — потом Иаков ставил на него до конца, — или использовал подсказку римлян (снова вернувшись к обязанностям лагерного кума, он совещался с ними почти каждый день), скорее второе. Правда, донос, который ушел от Иакова в Белый Яр, был далеко не такой, какой они советовали ему сделать. Римляне говорили Иакову, что в любом случае донос должен быть отправлен в Москву и тайно, они брали это на себя: здесь, в Сибири, и районное, и областное управление НКВД сделает все, чтобы прикрыть Петра, уже много лет Петр их человек, и, посылая донос в район, Иаков не Петру вредит, а подставляет себя. Иаков должен понять, что удар по Петру — это удар и по его непосредственным начальникам, следовательно, искать их поддержки глупо. И главное, донос надо составить так, чтобы не отреагировать на него было невозможно, глупо бояться преувеличений и думать о правдоподобии, чем больше будет накручено, тем быстрее, решительнее отзовется Москва. Римляне даже набросали подходящий для данного случая черновик. В нем Петр обвинялся в создании во Мшанниках глубоко законспирированного диверсионно-террористического центра, в планировании заброски в крупнейшие города страны агентов с целью покушения на виднейших деятелей партии, в подготовке мощного кулацкого восстания в Сибири и отторжения ее от Советской России. Но Иаков ничем этим не воспользовался.

Римляне хорошо понимали устройство государственного порядка, советы их, безусловно, были разумны и правильны. Если бы Иаков прислушался к ним, ему еще до нового тридцать девятого года удалось бы справиться с Петром. К сожалению, он был молод, самоуверен и упрям. Из предлагавшегося римлянами он выбрал крохи, и, конечно, ничего путного не получилось. Хотя все козыри были на руках у Иакова, до весны тридцать девятого года добиться он ничего не сумел. И евреям, и другим зэкам это стоило сотен жизней. Уважая инструкции и субординацию (важнейшая часть его понимания честного выполнения служебных обязанностей), Иаков ставил в вину Петру следующее: первое, он не бережет лагерных сексотов и тем подрывает эффективность работы оперативно-чекистского управления (прямо в смерти троих евреев он Петра не обвинял, потому что не знал точно, были ли их имена разглашены Петром намеренно или он выболтал их пьяным, — со дня похорон старого Иакова тот пил почти ежедневно); второе, Петр плохо обращается с заключенными, в связи с чем в лагере неоправданно велика смертность и третий месяц подряд срывается государственный план добычи угля.

В общем, обвинения выглядели смехотворно, и хотя Иаков за полгода написал более сотни подобных посланий, ни одному из них ход дан не был. К марту тридцать девятого года Иаков наконец понял, что, продолжая упорствовать, он ничего не достигнет, и с этого времени доносы, идущие от него в область, делаются другими. Никакой неправды в них по-прежнему нет, но благодаря новым, добытым римлянами материалам они выглядят уже вполне серьезно.

Все лагерное начальство и всю охрану Иаков обвиняет в том, что они бывшие кулаки, скрывшие от Советской власти свое происхождение; еще раньше, в годы гражданской войны, они были активными участниками большого бандитского формирования белых, на счету которого десятки жизней красных партизан. Венчало же картину сообщение Иакова, что во Мшанниках под прикрытием лагерной самодеятельности и репетиций пьесы «Христос-контрреволюционер» начальником лагеря Скосыревым почти десять лет ведется откровенная религиозная пропаганда и делались неоднократные попытки добиться скорейшего вторичного прихода на землю Иисуса Христа, чтобы тем самым в ряду прочего покончить и с Советской властью.

Весной тридцать девятого года положение во Мшанниковском лагере начинает меняться. Когда в ноябре предыдущего года в Москве было отставлено старое руководство органов и на место Ежова — о нем Петру не раз рассказывал глава Томского областного управления НКВД Сергей Егоров, знавший наркома со времен гражданской войны, — сел никому не известный грузин, Петр отнесся к этому спокойно. Мшанники были далеко от Москвы, и происходившее там раньше напрямую их не затрагивало: Ежов ли, Берия — политика была определена, а кто ее делал, не так уж и важно. Но зимой, в январе вдруг пошли упорные слухи, что Берия многих из зэков, посаженных при Ежове, выпускает и что на самом верху даже принято решение о резком сокращении числа арестов. Правда, во Мшанниках освобождений пока еще не было: до начала навигации на Кети лагерь был отрезан от мира, и Петр, если между апостолами и среди охраны заходила речь о новом курсе партии в данном вопросе, — основным доводом за него был другой тон радиопередач, — уверенно говорил, что все это чушь и бабьи сплетни. Слухи шли в лагерь преимущественно от римлян, и, чтобы раз и навсегда пресечь их, Петр в феврале, пригрозив арестом, конфисковал оба радиоприемника, которые имелись в поселке.