Репин

«М. О. Микешин». Прекрасный кусок живописи. На этот раз прав был Стасов, «рехнувшийся» от него^[74]: «Но выше, выше, выше всего, для меня, это набросок портрета Микешина. На мои глаза этот набросок чисто гениальный, даром что портрет не кончен, и я думаю, что это точно неоконченный портрет Веласкеса или Рембрандта (помните: „Bourgmestre Six“^[75] в Амстердаме?). Я все умоляю Репина, чтобы он этого портрета так и не кончил, а то, пожалуй, лишит гениального взмаха и раздавливающей характеристики».

Репин все же, по-видимому, еще раз писал его, так как он помечен не 1887, а следующим годом. Но он его едва ли испортил, во всяком случае не засушил. Это один из лучших репинских портретов вообще. Написанный на обратной, негрунтованной стороне холста, он заставил Репина ограничиться одними общими пятнами сильного света и прозрачной тени с оживленной расцветкой при помощи легко и свободно набросанных мазков. Он — прямой антипод бородинского.

«Н. Н. Страхов». Яркий образец среднего типа; очень напоминает по взятости, отношению к модели и трактовке портрет Н. В. Стасовой: ни одна сторона не выражена с достаточной яркостью — хороший, но не впечатляющий портрет. И, наконец, еще один — четвертый портрет того же 1888 г.: «К. М. Фофанов». Портрет, зачатый в одну из последних счастливых минут 80-х годов. Приближается по силе творческого заряда, легшего в его основу, к «Мусоргскому»: весь этот силуэт незабываем для того, кто его раз видел. При чрезвычайной объемности он живописен особой, репинской живописностью. В нем на редкость удачно распределены световые и теневые удары и использована игра контрастов. Голова Фофанова не просто «очень похожа», а исчерпана до дна в своей характеристике. Она должна была бы висеть в портретных классах школ живописи для того, чтобы ученики близко изучали, как надо строить голову «в плафоне», как ставить разрез глаз в перспективе, как выдвинуть нос, дать почувствовать правую, невидную глазу, часть лица и пройти фоном по правому контуру фигуры.

М. О. Микешин, художник. 1888. ГТГ.

М. М. Антокольский, скульптор. 1889. Был у Е. Ю. Антокольской в Париже.

К. М. Фофанов, поэт. Был в собр. М. П. Рябушинского. 1888.

Баронесса В. И. Икскуль фон Гильдебрандт [Гилленбанд]. 1889. ГТГ.

Голова доминирует здесь на всем, что далеко не так часто мы видим и в прославленных портретах великих мастеров, нередко увлекавшихся передачей аксессуаров за счет головы. Но если ее даже оставить в стороне и вырезать только нижний кусок с двумя дивно нарисованными и написанными руками и манжетами, то мы получим бесподобный кусок живописи самодовлеющего значения.

Последние четыре портрета все относятся к 1888 г. Насколько Репина все более захватывают задачи объемности, сильной лепки и рельефа, видно на тяготении к большим холстам-рисункам, замечаемым у него около этого времени. Таковы портреты углем актера М. И. Писарева и критика А. И. Введенского (Третьяковская галерея), оба 1888 г. Это не просто рисунки, в обычном смысле этого понятия, а сильно вылепленные портреты, могущие быть в фотографии принятыми за живопись. С них началась та серия прекрасных портретов-рисунков, лучшими образцами которых надо признать «Элеонору Дузе», «В. А. Серова» и отчасти «М. К. Тенишеву» (все в Третьяковской галерее), исполненные в более свободной, чисто рисуночной манере. Самое появление целой серии таких портретов и предпочтение черного цветному показательно для Репина на рубеже 80-х и 90-х годов.

Следя за дальнейшими фазами репинского портретного искусства данной поры, мы можем пройти мимо ряда протокольно объективных портретов, таких, как «И. М. Сеченов» в Третьяковской галерее (1889), остановившись только на этюде с М. М. Антокольского^[76], тонком, очень живописном портрете Мерси д’Аржанто и портрете композитора Кюи.

Гр. Мерси д’Аржанто. 1890. Был в собр. Г. П. Маликова, [ныне в ГТГ].

Портрет Мерси д’Аржанто писан с больной, почти умиравшей поклонницы русской музыки, парижанки, приехавшей в Петербург и здесь осевшей. Она лежит на кушетке, сложив руки. Так же, как Микешин, она написана на негрунтованном, но более гладком, чем там, холсте, что дает нечто общее их живописи, не по-репински тонкослойной. Исполненный в 2–3 присеста портрет этот чарует своей деликатностью и изяществом — единственный случай в списке женских портретов Репина. Это подлинная жемчужина в его творческом венце. Портрет Мерси д’Аржанто попал в частное собрание в Москве^[77], портрет Кюи находится в Третьяковской галерее.