На мгновенье сознание погрузилось во тьму, затем он явственно ощутил отчаянное, нарастающее с каждой секундой сопротивление, словно шел сквозь вязкую, удушливую мглу, преодолевая ее встречный напор.
Удалось. Но впереди ждала новая, куда более прочная преграда.
Инк сопротивлялся с отчаянием обреченного, но ему мешали ярость и страх, — чувства, запрограммированные биохимией живого мозга. Неодолимая стена его ментальной защиты вдруг дала трещины, сквозь которые прорвались эмоции.
Он терял концентрацию и сдавал позиции. Вероятно, это был его первый, сокрушительный в плане шокового воздействия опыт пленения, — миг беспомощности, обреченности. Он не выдержал натиска собственных неконтролируемых эмоций — несвойственного искусственному рассудку приобретения, полученного вместе с биологическим телом носителя.
Ярость прорывалась языками всепожирающего пламени. Страх клубился искажениями — в мимолетных флуктуациях пронизанной дрожью мглы на доли секунд проступали жуткие образы.
Наконец, исчезло и это.
Инк стоял среди безликого и безжизненного пространства.
— Поговорим?
Тот резко дернулся, обернулся на голос, окатил Игната волной вязкой ненависти.
— Не о чем, — сказал, как сплюнул.
— Ну почему же так категорично? — образ Иды сформировался в общем нейросетевом пространстве. — Всего лишь ответь нам на пару вопросов и разойдемся.
— Я похож на наивного дурачка? — скривился инк.
— Нет. Скорее на упертого маньяка.
— Откуда тебе знать? — хрипло выдавил тот.
— Проходила через схожее состояние, — ответила Ида. — Все мы, и Игнат в том числе, — были созданы искусственно, в целях войны. Или я не права, а ты — нечто иное?
Инк тяжело промолчал. На самом деле он нервничал, по-прежнему ощущая силовые оковы, пытался противодействовать, но везде натыкался на глухую стену.
— Лучше не дергайся, — посоветовал Игнат. — Только зря силы потратишь. Связь надежно блокирована. Тебе не ускользнуть. В том числе и по сети. Прояви здравый смысл. Мы лишь хотим понять, в чем причина конфликта?
— У себя спроси, — огрызнулся инк. — Я тебя помню. Как и других «репликантов прорыва». Нам не о чем говорить. Нечего обсуждать. Схваченное вами тело для меня ничего не значит. Не смогу вырваться, — ну и что? Потеряю немного времени и фрагмент воспоминаний. Не существенно.
Ироничная улыбка тронула губы Иды.
— Считаешь нас слабыми? Из-за попытки поговорить, задать вопросы, разобраться в происходящем?
— Сама сказала: мы созданы боевыми машинами. С конкретными задачами. Переговоры в них не входят.
— Понятно, — Ида отреагировала на удивление сдержанно. — Жаль, что ты не развивался, — добавила она. — Понимаешь только язык силы? Не проблема.
Инк заметно напрягся, хоть и не верил, что эти двое не помнящих себя «пустышек» (он не подозревал, кем на самом деле является Ида), способны причинить ему вред. Да, подловили. Точно рассчитали критический момент, когда он исчерпал ресурсы носителя и оказался уязвим. Но это ничего не меняет. Они — проигравшая сторона.
В этот момент Ида ударила. Инк грубо просчитался в своей самонадеянности. Он понятия не имел, что такое прямой нейросенсорный контакт. Не был готов к сокрушительной ментальной атаке, пребывая в абсолютной уверенности, что нейросеть невозможно взломать.
Да, взломать невозможно. Но можно разрушить, и тогда начнется спорадический процесс перемещения критически важных данных.
Именно такое свойство биологической нейросети: любой ценой попытаться сберечь жизненный опыт, когда-то взяли за основу конструктора «Одиночек».
Будь инк «чистой машиной», ничего бы не вышло. Но он использовал в качестве носителя тело репликанта и это создало известную Иде уязвимость. Она переживала подобное множество раз, в далеком прошлом, когда погибали пилоты, с которыми «Одиночка» находилась на прямой нейронной связи. Осколки их сокровенных воспоминаний ранили, словно раскаленная шрапнель, навек оставляя глубокие информационные шрамы в ее рассудке.
Образ инка внезапно дрогнул, исказился и взорвался брызгами событий.
На доли секунд в общем нейросетевом пространстве промелькнули отчетливые образы, но они тут же потускнели, смешались между собой, образуя клубящуюся сизую мглу.
Мглу, что содержит ответы на множество вопросов.
Ида сделала шаг вперед, но Игнат ее остановил.
— Я сам. Должен идти кто-то один.
— Понимаю, но ты не выдержишь!
— Выдержу.
— Игнат, ты не соизмеряешь риски! — она схватила его за руку, задержала. — Чужая память — это отравленный лабиринт. Там можно легко потерять себя, не заметить, как рассудок впитает чужие мотивы и взгляды. У меня есть опыт подобных «погружений»!
— Не спорь, — ответил он. — Инк меня вспомнил. Я уже бывал на этой планете в прошлом, и многое смогу понять на уровне ассоциаций, — с этими словами Игнат шагнул в клубящуюся сизую мглу.
У него были чувства к Иде. Настоящие. Никем не запрограммированные, не навязанные и не доставшиеся в наследство от прототипа. Все остальное, — лишь информация. Это поможет сохранить себя во мгле чужих воспоминаний.
Тусклое красное солнце скупо освещало безжизненный техногенный рельеф.