Реплики 2020. Статьи, эссе, интервью

М.У. Учение о свободе совести и вытекающая из него духовная анархия делают практически невозможным диалог с протестантами – за неимением собеседника. Впрочем, то же самое относится к исламу. В книге Дугласа Кеннеди ясно обозначены некоторые проблемы, вызванные отсутствием духовной иерархии. В небольшом городке Энтерпрайз (штат Алабама) черные и белые баптисты посещают разные церкви и никогда не пересекаются между собой, тогда как в пятидесяти километрах оттуда, в другом городке, такие же баптисты под влиянием местного пастора участвуют в общих обрядах. В такой стране, как США, где расовые проблемы стоят достаточно остро, это не мелочь. (С исламом ситуация еще хуже. Едва ли не с момента своего зарождения он раздираем борьбой между двумя ветвями, и внутри него возможны самые кровавые движения; если бы в исламе существовал аналог такого наказания, как отлучение от церкви, накладываемое епископом, с джихадистами покончили бы за несколько недель.)

Децентрализованная и разделенная на пятнадцать автокефальных церквей (финансово независимых, но разделяющих единую веру), православная церковь сумела избежать глубокого внутреннего раскола. Как ей это удалось? Мне кажется, просто благодаря тому, что она осталась православной (по примеру Огюста Конта я использую определение “православная” в качестве характеристики). Православная церковь на протяжении веков не меняла ни литургию, ни учение; она отказалась вмешиваться в дела мирские.

Ж.Л. Трудность диалога с католиками отчасти объясняется отсутствием духовенства в других конфессиях, хотя, на мой взгляд, это не единственная причина. Есть и другая – отсутствие взаимного стремления. Меня поражает пылкое желание католиков достичь примирения со своими братьями, придерживающимися иных верований, и я думаю, что это своего рода рефлекс, унаследованный от тех времен, когда католики правили миром. Межрелигиозный диалог имел смысл в оптике плохо замаскированного захвата; мы можем стыдливо называть это евангелизацией, но порой она принимала несколько враждебные формы. В период затишья этот диалог приобретает у католиков вид маниакального бреда: они ведут его с позиции католицизма, по католическим критериям, а представители других религий смотрят на них в замешательстве. Это очень старая затея, возникновение которой можно датировать XII веком, когда весьма влиятельный Пьер Абеляр написал свой “Диалог между философом, иудеем и христианином”.

По мнению католиков, под межрелигиозным диалогом лежит прочный фундамент: можно дискутировать с представителями любой монотеистической религии, вместе продвигаясь вперед по пути добросердечия и терпимости. Кое-кто полагал даже, что все мы молимся одному Богу, просто обставляем это разными обрядами и ритуалами. Ученые, по преимуществу католики, посвящали жизнь поиску аргументов в защиту веры, пока иудейские и мусульманские богословы трудились над тем, чтобы доказать – именно их вера единственно правильная. В ту же эпоху католики увлеклись Аристотелем; зная, что познакомились с его философией благодаря арабам-мусульманам, они полагали, что древнегреческому мыслителю удалось создать нечто вроде синтеза трех монотеистических религий. Адепты “авраамических” религий даже объединили усилия, работая над переводом его текстов, а в интеллектуальных кругах уже чуть ли не мечтали о “всеобщем единении”. Эти оптимистические течения захлестнули весь христианский Запад, особенно затронув университеты. Семь веков спустя церковь продолжает заниматься тем же самым, систематически проявляя инициативу даже в ущерб себе. Для облегчения межрелигиозного диалога (с нехристианами) папа Павел VI создал Папский совет, после чего стал выступать в защиту идей экуменизма. Отныне во время мессы в надежде на возможное “единение” в молитве верных упоминают протестантов и православных. Папа Иоанн-Павел II пригласил в Ассизи представителей всех религий, чтобы заявить о признании их легитимности – впоследствии он от имени церкви будет просить прощения за ошибки, допущенные в отношении иноверцев. В конце концов этот диалог стал напоминать пародию на современные дебаты, о которых едко высказался Филипп Мюре: “Мы сначала спорим, а потом определяем предмет спора; главное – собраться вместе”. В этих дебатах спорящие ищут не истину, а консенсус; из‐за этого возникает путаница, которая оборачивается случайным синкретизмом, релятивизмом и даже унижением церкви.