Онемев от восхищения, я смотрел на Ковчег Завета. Время для меня остановилось, и весь мир сузился до размеров золотого сундука. Потеряв над собой контроль и не обращая внимания на предостерегающие жесты Пагиры, я сделал было шаг по направлению к Ковчегу, собираясь откинуть завесу и подойти к священной реликвии поближе. Как вдруг…
Что-то громко щелкнуло в воздухе, между крыльями херувимов проскочила искра, и у меня перед глазами вспыхнул яркий свет, сопровождаемый громовыми раскатами. Ослепленный, я уже не сопротивлялся, когда Пагира, крепко вцепившийся в мою руку, тащил меня к выходу из церкви Святой Марии…
2
Спустя несколько месяцев я побывал на церемонии торжественного выноса Ковчега Завета из церкви в Аксуме. Ранним утром восемнадцатого января, казалось, все население Аксума высыпало на улицу. Люди ручейками стекались к строению, из которого должны были выносить Ковчег. Возле входа в церковь можно было увидеть многочисленных священников, облаченных в белые одежды и «вооруженных» несмолкающими барабанами и систрами.
Толпа, собравшаяся возле церкви, разбухла до такой степени, что, казалось, люди стоят друг у друга на плечах. Оживленные женщины, радостно переговаривающиеся друг с другом мужчины, маленькие дети с невероятно серьезными мордашками, древние старики с увядшими лицами, напоминавшими высохшие яблоки – все ощущали важность праздника. Я затруднялся даже определить их возраст – люди в Африке, как заметил в разговоре со мной Менгисту Хайле Мариам, стареют рано. Но я почему-то был уверен, что многие из старцев перешагнули за семидесяти-восьмидесятилетний рубеж…
Когда из дверей церкви показался Пагира во главе группы священников, толпа буквально взорвалась радостными криками. Пагира был облачен в роскошную красную парчу – весьма дорогую и к тому же расшитую золотом. Монахи, выступавшие вслед за первосвященником, тоже были одеты в ярко-красную парчу, но золота на них было явно меньше.
Я моментально узнал этих людей: они находились в церкви в тот момент, когда Пагира показывал мне Ковчег Завета. Некоторое время они стояли и молча наблюдали за ревущей толпой, все больше и больше приходившей в состояние религиозного экстаза. Первосвященник взмахнул рукой и ступил со ступенек церкви на землю, вслед за ним начали свое шествие и остальные монахи. Они были разбиты строго по парам. Наконец, из дверей церкви Святой Марии показался Ковчег Завета, который несли на шестах четверо молодых монахов. Он был покрыт красно-золотой парчой, и толпа радостно взревела при виде священной реликвии. Люди стали теснить друг друга, уступая дорогу Пагаре и священникам, которые рассекали поток людей, словно нож масло.
Я влился в толпу из сотен и тысяч людей, и процессия, возглавляемая Пагирой и монахами, несущими Ковчег, потекла по улицам, иногда чуть притормаживая, иногда, напротив, набирая скорость. Мы шли через весь древний город, и священники, облаченные в белые одежды, били в барабаны, играли на флейтах и тамбуринах. Вокруг стоял такой невообразимый шум, какой можно услышать только во время финального матча Мировой серии по бейсболу. Время от времени в наши ряды вливались с соседних улиц новые группы людей, и торжественная процессия как будто обретала новое дыхание.
Впереди Ковчега шествовали импровизированные группы танцоров: одна из них состояла только из мужчин, другая – только из женщин. В центре каждой группы находился человек с барабаном. Он бил в него изо всех сил, извлекая дикие и воинственные звуки, прыгал, поворачиваясь из стороны в сторону, и что-то взахлеб кричал. Рядом с Пагирой, внимательно выбиравшим маршрут торжественного шествия, я заметил молодого эфиопа, одетого в одежду из белого шелка, исполнявшего дикий танец. Прекрасный в своих движениях, великолепный в своей неудержимой энергии, он, казалось, находился в трансе. Совершая пируэты, кульбиты, мотая во все стороны головой, он двигался в известном только ему одному ритме, каждым своим движением как будто вознося благодарность Всевышнему за радость жизни.
Наверное, три тысячи лет назад царь Давид исполнял точно такой же танец, следуя во главе торжественной церемонии внесения Ковчега в Иерусалим.
« Девид и все сыны Израилевы играли перед Господом на всяких музыкальных орудиях из кипарисового дереве … Давид скакал изо всей силы пред Господом; одет же был Давно в льняную одежду. »
Внезапно молодой парень задергался в конвульсиях и рухнул на землю без сил, словно в глубоком обмороке. Он был заботливо поднят на руки несколькими людьми из процессии и отнесен на обочину; его осторожно уложили на траву и женщины стали приводить юношу в чувство. Толпа устремилась вперед с еще большей энергией и волнением, чем прежде. Все новые и новые танцоры энергично заменяли уже истощенных и измученных.