Репортажи из-под-валов. Альтернативная история неофициальной культуры в 1970-х и 1980-х годах в СССР глазами иностранных журналистов, дополненная инт

Ф. И.: Да я сам и снимал, ставил на автоспуск. Зрителей никаких не было — как же на такое звать?! Да и все эти «игры» начинались спонтанно. Я их так и называл — «спонтанные действия на природе». В этом названии есть объяснение того, чем они были на самом деле. Я понимаю, что если были бы свидетели, то это уже совсем другое дело. Но их не было. И их не могло быть, потому что это не были перформансы. Слова такого не было! Мы не знали, что это такое. Слово «перформанс» я услышал гораздо позже.

Г. К.: Но вот этот снежный замок — уж очень красивый и хорошо сделанный. Что здесь могло быть «спонтанного»?

Ф. И.: Само действие — от пламени свечи до большого костра, от жара которого истаивал наш снежный замок, — было, несомненно, спонтанным, так как, построив это сооружение, мы не знали, что оно разрушится нами таким образом.

Г. К.: А в группе потом вы ничего подобного не устраивали?

Ф. И.: Никаких перформансов я не помню, хотя я был и в содружестве, и в группе. Наш лидер позже узнавал о чем-то и задним числом начинал датировать какие-то акции ранними годами — свидетелей-то нет! А он сам своей истории хозяин.

Сейчас я немного порассуждаю. Вот, Малевич писал краской и говорил о ней «что». А снег по отношению к пигментам и супрематическим элементам является «ничем». Мы тогда тратили свою сексуальную энергию на какие-то акции на снегу. Ну кто занимается любовью на снегу? Но есть желание переломить, перешагнуть… Например, как на волков охотятся? Окружают их красными флажками, загоняют туда, и волк не может перепрыгнуть через заграждения, его убивают. Но есть какие-то особи, которые все же прыгают и тем спасают себе жизнь. И для нас в этом снегу тоже был момент преодоления.

Г. К.: Себя? Социальных препятствий? Запретов?

Ф. И.: Да всего. По молодости есть огромное желание перейти в другое пространство — в этом был смысл! А название не имело значения. Это позже появлялись названия и неплохо ложились на эти события. А нам это не было важно.

Бывает, что художник может сделать какие-то вещи неосознанно. А потом культурологи могут наделить это явление такими качествами и смыслами, которых никогда и не было.

Так что вот эти акции 1968 года, как и «супрематические игры на снегу», — первые, по сути, художественные действия, которым я тогда и не придавал особого значения, потому что они были в общем контексте того, что мы делали. Потом уже Гройс[148] объявил «супрематические игры» постмодернизмом и стал просить моего разрешения везде эти фотографии печатать, что я ему предоставил, конечно. Но они 1968 года, никакого постмодернизма мы тогда не знали. И то, что это «акции», «перформансы», — названия потом появлялись и, наверное, ложились неплохо на наши работы, — тоже не знали. Я не против, как ни назови. Но всем известно, и Гройс об этом прекрасно знал, что никаких слов таких тогда не было!

Г. К.: Далее у вас была своя группа, «Арго». Там были какие-нибудь театрализованные действия?

Ф. И. У нас были свои кинетические проекты, и мы реализовали некоторые из них — это были первые реализованные кинетические объекты в социальном пространстве. Да, мы сидели дома, в коммуналке, в 17-метровой комнате, и что-то делали на коленках. Поэтому больших, грандиозных объектов, о которых некоторые старались говорить тогда, быть не могло. Но заказы для выставок — как международная выставка «Химия-70» — мы выполняли на общественных началах группой из трех человек: я, Нонна и Валерий Осипов, инженер, благодаря которому все это крутилось и вертелось. Мы называли этот проект «Реализация артифицированных пространств группой „Арго“» — на основе, так сказать, кинетического мировоззрения. Кстати, по молодым лицам и черным волосам легко определить время создания этих объектов.

Г. К.: А люди внутри таких пространств не предполагались?

Ф. И.: Нет, эти объекты предназначались только для осмотра публикой… Потом появились «зеркальные системы», которые мы реализовали в разных странах, а группа «Движение» не имеет к этому никакого отношения.

Г. К.: Но «Арго» просуществовала недолго, если не ошибаюсь?

Ф. И.: Недолго, потому что мне надоело все это организовывать, это не мое дело. Группа организовалась по инерции после «Движения», потому что я противопоставил ей другую группу, которая занималась искусством. А группа «Движение» занималась черт знает чем, и чаще всего конформизмом, оформлением праздников и т. п.