Читаем Репортажи из-под-валов. Альтернативная история неофициальной культуры в 1970-х и 1980-х годах в СССР глазами иностранных журналистов, дополненная инт полностью

К примеру, у моей жены Кати [Арнольд] сейчас проблема. Она преподает в частной школе, и к ним пришел новый преподаватель рисования, молодой парень, калека, проблемы с руками и ногами, кажется, всегда в коляске. Трагическая, в общем, история. И тут у них по зуму было совещание для преподавателей, где он говорил об уважении к калекам в искусстве. А Катя во время дискуссии уснула. Поднялся страшный скандал, что она не уважает права калек в искусстве…

Г. К.: Это чистый Хармс.

А. М.: Мир становится все смешнее и смешнее. С Трампом… Или с Навальным… Это какое-то сумасшествие. Но такая идея сумасшествия была разрешена раньше только художникам, потому что они должны быть сумасшедшие, а сейчас художники — нормальные, интеллигентные, хорошо одетые люди. То есть былое творческое сумасшествие ушло в мiр, и весь мир стал художественным, а художники стали главными столпами режима, потому что у них ничего не происходит вразрез, все говорят то, что надо.

Г. К.: Да, изменения очевидны, но как ты видишь сейчас тот, былой нонконформизм?

А. М.: Ну, я уже сказал, это была церковь, классическая церковь, только на коротком историческом промежутке. Они несли свет, были мучениками, одновременно ван гогами, потом переход в церковь, дальше Ватикан, сидят толстопузые, хорошо одетые люди, пьют хорошее вино, хватают баб за задницу, крутятся гигантские деньги, иначе говоря, не жизнь, а малина.

Г. К.: То есть нужно признать, что этот левый период закончился в ХХ веке?

А. М.: Конечно, альтернативы нет. Тем более что все уравнялось и теперь рисуй как хочешь. Не с чем бороться. Я, например, борюсь с самой идеей искусства, потому что это когда-то люди верили, что есть духи, что они заполняют нас, а больше в это никто не верит, и система сломалась. Есть замечательная статья критика Алекса Росса — он обычно пишет про музыку для журнала The New Yorker, — и вот один раз он написал не про музыку, а про искусство, и называлась статья «Оккультные корни модернизма»[171]. Это очень мудрое эссе о том, что все пришло из оккультности, теософии, спиритуализма и мистицизма конца XIX века. Т. С. Элиот, Кандинский, Мондриан — все они были членами теософского общества, да и наша любимая мадам Блаватская — одна из ключевых фигур ушедшей эпохи, хоть и шарлатан, но даже большие религиозные системы, утверждает Росс, были созданы шарлатанами. То есть не важно, что шарлатаны, главное, что это движение пошло дальше и Святой Дух Троицы превратился в духовность искусства. Медитация тоже перешла в искусство. Потому что иначе нельзя понять, что такое абстрактная картина, — допустим, человек сидит и смотрит на нее… что он там видит? — Полная х…ня! Но он уже знает, что надо медитировать. И не важно, чтó ты видишь. Главное — углубляться в себя и прочие похожие трюки. Скажем, в Нью-Йорке нет сейчас ни одной молодой женщины, которая не ходила бы на йогу. И это не просто упражнения, это нечто гораздо большее. До этого ходили на тайчи, но началось все еще в XIX веке, потом между мировыми войнами увлечение постепенно заглохло, а в 60-х годах возродилось на почве интереса к Востоку, опять пошли «гуру» вместе с «Битлз» и прочим.

Г. К.: Вы же, напротив, основали свою деятельность на стёбе, иронии над советскими реалиями и языком идеологии и власти. Вы ощущали себя тогда «белыми воронами»?

А. М.: Да, конечно! Но нам или, во всяком случае, мне было настолько очевидно, что это и есть то самое, что нужно, что я бегал и спрашивал всех: ты хочешь записаться в историю искусства? Это очень просто, говорил я… Я уверен, что какие-то люди, скажем Юликов, помнят об этом. Но духовность в то время еще побеждала… Тем не менее у нас был совершенно другой подход.

Г. К.: Абсолютно. Но любопытно то, что у вас после этого пошли ученики в виде группы «Гнездо», что было крайне нетипично и неожиданно для российского независимого искусства.

А. М.: И еще наш вклад состоял в том, что мы внедрили групповое творчество. Оно было на Западе и есть сейчас, но крайне редко, а мы тогда это придумали! Это тоже факт.

Г. К.: То есть вы почувствовали себя в правильном тренде…

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги