Репортёр

Марта мельком успела разглядеть название улицы, превращенной в сплошные развалины, по которой они уже не шли, а почти бежали: «Боевая».

— Точное название, — усмехнулась она, глядя во все стороны.

— Да, здесь во время гражданской войны, сразу после революции, шли ожесточенные бои, — пояснил ей Алексей, на что Марта снова усмехнулась:

— Правда? А как будто было вчера. Тебе не кажется?

Алексей никак не отреагировал на шутку. Его память, которая была настроена на встречу с далеким детством, не хотела мириться с тем, что видели глаза. Память противилась этой правде — обугленной, дымящейся, взорванной, закатанной гусеницами танков.

— Сейчас, сейчас, — уже механически повторял Алексей, то и дело оглядываясь по сторонам, пытаясь восстановить в памяти то, что было на месте этих дымящихся руин и обломков, — еще немного… Сейчас будет мост…

Но моста тоже не было. Оба берега соединяли лишь несколько уцелевших металлических конструкций, по которым осторожно, чтобы не упасть в речку, переходили военные и беженцы, оставшиеся без крова. Марта хотела остановить Алексея, чтобы не ходить на ту сторону реки, где начинался его родной поселок, но по его взгляду — растерянному и беспомощному, лихорадочно искавшему хотя бы какую-нибудь зацепку для того, что хранила память — Марта поняла, что это бесполезно. Оставлять своего друга одного она тоже не решилась.

Марта вслед за Алексеем ступила на шаткие трубы, соединявшие берег, глянула вниз на несущиеся прямо под ногами мутные потоки реки — и у нее закружилась голова:

— Ježišmarie! — прошептала она, ухватившись за руку Алексея.

— Сейчас, сейчас, — все так же механически повторял он, совершенно не глядя под ноги, а будучи устремлен туда, где его вот-вот ждала встреча с чем-то очень дорогим.

Но когда они дошли до конца переправы и поднялись наверх, их взору предстала печальная картина. От края до края, насколько мог охватить взгляд, расстилалась безжизненная пустыня, распаханная воронками и гусеницами: глубокие борозды тянулись во все стороны, пересекаясь, перечеркивая себя, сливаясь с линиями дорог, по которым тянулась военная техника. Лишь кое-где эта пустыня напоминала о том, что здесь еще недавно жили люди: остатки домов, построек, торчащие отовсюду балки, уже не державшие кров… Возле развалин возились люди, собирая все, что уцелело после бомбардировок, обстрелов и пожаров.

Марта стояла в шаге сзади Алексея, вместе с ним в ужасе глядя на раскинувшееся рукотворное опустошение. Марта не знала, не находила слов, чтобы хоть утешить своего друга. Она хотела подойти к нему ближе, но он вдруг повернулся и спросил:

— Ты ничего не замечаешь?

Его глаза, его взгляд отражали то же внутреннее опустошение, которое царило, торжествовало перед ними. Не поняв вопроса, Марта подошла и обняла Алексея. Но тот освободился от ее рук и спросил снова:

— Погоди… Ты ничего не замечаешь?

— Альйоша.., — тихо сказала она, собираясь снова обнять его.

— Птиц не слышно.., — прошептал он. — Здесь всегда было много птиц. Разных. А сейчас их не слышно… Как страшно…

Его взгляд стал похож на безумный. Он механически прошел еще несколько десятков метров вперед — туда, где сразу за мостом тянулись руины.

— Птиц не слышно.., — снова прошептал он. — Птицы улетели отсюда… Им больше негде жить… Ни домов, ни деревьев…

Пройдя еще немного, он остановился и опустился на землю. Рядом присела и Марта, не спуская взгляда со своего друга. Ей казалось, что он оцепенел от того, что увидел на месте своей бывшей родины.

Алексей взял пригоршню земли и, разжав ладонь, медленно высыпал назад.

— Она уже не узнает меня… Не помнит…

— Альйоша, — Марта робко тронула его за плечо.

— Совершенно не помнит… Ей очень больно…

— Альйоша, надо идти. Нас ждут, будут волноваться.

Он снова взял горсть земли и повернулся к Марте.

— Да, ты права… Надо идти… А я никуда не хочу отсюда идти. Я хочу лечь в эту землю и раствориться в ней. Стать ее частью…

— Альйоша, — Марта крепко обняла его за плечи, — это судьба… Мы уедем к нам, и ты снова будешь счастлив. Я помогу тебе стать счастливым. Я сделаю все.

— Да-да, — словно во сне отвечал Алексей, — мы обязательно уедем… И там начнем новую жизнь… Красивую и счастливую… А она останется…

Он наблюдал, как земля сыплется через его пальцы.

— Ее ведь не возьмешь с собой… Туда, где можно снова стать счастливым… Я буду счастлив, а она будет страдать, болеть… И я вместе с ней… Потому что мы — часть друг друга. Понимаешь? Она живет во мне, а я — в ней. Кто я без нее? Прах…

К ним подошла незнакомая женщина, возившаяся неподалеку в черных руинах. На вид ей было лет сорок. А можно было дать и все сто. Война не просто исказила, а обезобразила ее. Глядя на Марту глазами человека, потерявшего разум, она показала ей маленькую безделушку из синего стекла и засмеялась тонким детским смехом:

— Нашла… свою стопочку…

Марта вдруг увидела, что вся земля вокруг них была усеяна стреляными автоматными гильзами. Она подняла несколько.