Репрессированный ещё до зачатия

Выдал комендант нам постельные тряпочки и понеслись мы дальше. В клуб в селе Жемово.

На клубе ветер теребил плакат

Дадим больше овощей Родине!

Ну…

Кому чего…

Родине – овощи.

Нам же – жильё.

В вестибюле на нарах будут спать женщины. Мы же, товарищи мужчины, будем спать в зрительном зале, а избранные – в президиуме (на сцене). Но все на нарах.

Из автобуса мы выскакивали каждый со своим матрасом. Каждый под дождём набивал его тут мокрой соломой, которую подвезли к нашему появлению.

Ночью шёл пар от нас. Мы испарялись.

Дверь между вестибюлем и залом – между женщинами и мужчинами – не была заколочена, и ночью в потёмках публика хаотично мигрировала куда угодно сексу.

В президиуме же жительствовал лукавый народец. Есть там дурка Валера. Он кричит:

– Отбой в двенадцать. Кто опоздал… Я не виноват. Выключаем свет и… и… Опоздунам устроим весёлый бег с барьерами!

В проходе между нарами он ставит поперёк лавки и хохочет.

Входившие по темноте налетали на лавки, падали. Кто-то смеялся, кто-то ругался, а кто-то в то же время уже звонко целовался за сценой.

Там была светлица. Комната на четыре койки. Туда шли девицы, которые не хотели как простолюбинки заводить шашни с мужиками в общем стаде хотя и в потёмках.

У столовой произошла забавная сцена. Коля узнал одного гуся из вытрезвителя. Хлопнул его по плечу:

– Слушай! Почему мне знакома твоя синяя рубаха? Где я тебя видел? Ты на днях не был в райском-зарайском аквариуме?[117]

– Почему не был? Как же вытрезвиловка без меня? Обижа-аешь…

– О-о-о! Обмоем встречку! Устроим себе бенефис! Что мы, хуже артистов?

Скинулись по рублю и в посадку.

И на этом бухенвальде[118] Коля рассказал про свои последние домашние бенефисы.

– Выпили. Наутро воскресенье. Надо похмелиться, а паранджа[119] не даёт на выхлоп.[120] Ладно. Я ей и говорю: дай хоть рассолу! Она молча полезла в погреб за рассолом. Только опустилась в яму – я крышку хлоп! Поставил на крышку шифоньер. Стал я для надёжности на крышку и засылаю ей вниз условие: пока не дашь на отходняк,[121] не выпущу. Сходил к соседу, похмелился. Возвращаюсь, руку к виску и докладываю: «У меня не горит. Буду ждать твоего раскола!» – Она просит выпустить. А я еду на своём козыре: «Не дашь – не выйдешь!». С утра до полдника отсидела и больше нет её терпения. В щёлку люка пропихнула мне горбатого.[122] Чмокнул я благодарно ту люковую щёлку и выпустил на волю послушницу целую и невредимую. Ага… В другой раз выпил её одеколон и в пузырёк налил какой-то солярки. Собираемся в кино. Она перед зеркалом и ну себя хлестать из пузырька во все места. Носом что-то задёргала… Догадалась… Ка-ак пужанёт в меня тот пузырёк! Да промахнулась. Пробила окно. Я выбежал на улицу и забросил тот пузырь в кусты. Вдруг дурь ещё не улеглась, чтоб не повторила свой бросок… Потом как-то напоил не знаю чем мужа своей сестры. Мне ничего, а он в 24 часа облез. Больше в гости ко мне не ходит. А то очень обожал кудряш по гостям слоняться. Я отучил… Е-есть польза от бенефисов…

– А вот я заступлюсь за облезлого! – вдруг замахнулся пустой бутылкой зарайский варяг. – Не смей изнущаться над хорошими людьми!

– Чего ж хорошего? Болтался по гостям…

– Замолчи! Не буди во мне зверя.

– А ведь ты боишься меня.

– Я боюсь тебя? Да убить могу! А у меня семья, щенок!

Обменялись они тоскливыми оплеушинами и уныло расползлись кто куда.

На третий день появился на личной «Волге» МОЩ 69 – 39 запоздалый помогайчик из ТАССа.

Вылез из своей машины и заявил:

– Я покажу, как надо работать не прикладая рук!

И показал.

До уборки картошки и вообще ни до какой работы он не дошёл.

Во все дни не вылезал из машины.

За ним табунились девки. Возил их в город в кино, на танцы, в ресторан. В машину набивалось человек по десять.

Сам он приударял за юнчихой Кланей, которую звал Дрожит Бедро. Кланя собиралась поступать во ВГИК и была похожа на Брижит Бардо.

Но кончилось всё пшиком.

Кланю увезли в больницу.

С чем-то венерическим.

Уборкой картошки и не пахло.

Из шести тассовских мужиков создали бригаду.

На пилораме мы катали брёвна, убирали мусор. Приводили двор в порядок.

Вскоре меня из бригады перекинули в помощники печника.

Бледный, хлипкий мой печник был мне ровесник.

Начали мы с того, что на складе взяли печные плиты. Одну он отвёз знакомому, и тот принёс литр водки.

Мой начальник опорожнил бутылку, окосел, будто его подрубили.

Я его на плечо и отнёс домой. Положил на ступеньках.

После обеда он не пожаловал работать. Я пришёл к нему. Он беспробудно спал на ступеньках.

Я выговор заведующему пилорамой:

– Я сюда приехал работать, а не пьянь разносить.

– Это тоже дело. За это я тебе тоже выведу. И неплохо.

Всё же мы сложили две печки.

– Какие мы стахановцы! – похвалился печник.

– Может, стакановцы?

– Всё у нас может быть. Мы универсалы. Плохо, что ты совсем не пьёшь. Это о-ч-ч-чень большое упущение. Но я тебя исправлю!

– И не пытайся!

– Попытка не пытка. Я всё ж таки мастерец… На прошлой неделе сдал калымных бутылок на тридцать четыре рубля!