– На следующее утро я проснулась с чудовищным похмельем и четкими воспоминаниями о том, что сделала. О каждой ужасной минуте моего морального падения. Было бы менее унизительно поджечь его патрульную машину. По крайней мере, тогда у меня все еще оставалось бы самоуважение. Я не могла вынести стыда и раскаяния. Не из-за этого мерзкого придурка, а из-за того, что ворвалась в дом бедной женщины и испугала ее детей. Кайла не заслужила подобного. Она была хорошей, всегда с добротой относилась ко мне. Ее единственная вина заключалась в том, что она вышла замуж за настоящего подонка и не знала ничего лучше.
– Я бы убил его, – говорю я, теперь изрядно сожалея, что не вмешался, когда тот схватил ее на набережной. – Избил бы до полусмерти и выкинул в море.
Желание вскочить на байк и найти Рэндалла почти непреодолимо и грызет изнутри. За считаные секунды в моей голове проносится целый ряд жестоких сцен. Как я выбиваю ему все зубы. Ломаю пальцы, как спички. Засовываю его яйца под заднее колесо мотоцикла. И это все лишь начало. Потому что абсолютно никто, черт возьми, не смеет поднять руку на мою Женевьеву.
Я ненавижу то, что он с ней сделал. Не только в ту ночь, когда Рэндалл в последний раз проявил силу, но и то, как она смирилась с поражением, как устало теперь звучит ее голос. Это разрывает мне сердце, от чего боль за Джен становится почти невыносимой. Ведь уже ничего не поделать. За исключением того, чтобы надрать ему зад и провести следующие двадцать лет в тюрьме, я не знаю, как все исправить.
– Жаль, что ты мне не рассказала, – шепчу я.
– Я… – Джен на мгновение замолкает. – Я никому не говорила, – заканчивает она.
И все же у меня появляется подозрение, что она собиралась сказать что-то еще.
– По большей части из-за этого я и уехала, – признается Джен. – Не только из-за Рэндалла, но и из-за его жены и детей. Я не могла вынести мысли о прогулке по городу, понимая, что люди услышат о произошедшем, о том, какой стервой я себя выставила и что разрушила семью.
– Ой, да к черту это. – Я решительно качаю головой. – В задницу его. Ты оказала Кайле услугу. И чем раньше дети узнают, что их отец – свихнувшийся ублюдок, тем лучше. Поверь мне, он сам напросился.
Я не испытываю к нему сочувствия, и она не должна.
Нерешительное
– Прости, – грубым тоном произношу я. – За то, что сорвал твое свидание. Я не мог ясно мыслить.
– Да неужели?
– Сомневаюсь, что вообще когда-либо мог ясно мыслить, когда дело касалось тебя. По правде говоря, со мной уже около года не все в порядке.
– Я не могу нести ответственность за твое счастье, Эван. Мне едва удается постоять за себя.
– Я не это имел в виду. Когда ты уехала, моя жизнь круто изменилась. Как если бы Купер внезапно испарился. Точно огромный кусок откололся от меня и просто исчез. – Я провожу рукой по лицу. – Много чего было связано с «нами». А потом ты возвращаешься, и у меня все сжимается внутри. Вроде вот ты здесь, но на самом деле далеко, не вернулась окончательно. И я не представляю, как расставить все по своим местам, как это было раньше, поэтому я постоянно не в духе.
К горлу подкатывает паника. Сколько себя помню, я был безнадежен влюблен в эту девушку. Выворачивал себя наизнанку, лишь бы привлечь ее внимание. Всегда боялся, что однажды она поймет, какой я неудачник, осознает, что у нее всегда есть возможность добиться большего. В прошлом году я решил, будто Джен наконец пришла к такому выводу, но, оказалось, я был идиотом, возомнившим, что ее уход как-то связан с моей тупой задницей.
– Я не пытаюсь причинить тебе боль, – мягко говорит она.
На нас опускается тишина. Без напряжения и неловкости, ведь такого у нас с Джен никогда не бывает, даже когда мы собираемся поубивать друг друга.
– Я помню, когда впервые осознал, что хочу поцеловать тебя. – Я нарушаю тишину, не совсем уверенный, откуда вообще тогда взялось то новое чувство. Но воспоминание такое яркое. Это произошло летом перед восьмым классом. Я неделями выставлял себя дураком, пытаясь произвести на Джен впечатление, рассмешить ее. Я еще не понимал, что именно так начинается влюбленность. Когда дружба превращается во влечение. – За несколько недель до того, как мы пошли в восьмой класс, все тусили на пляже, ныряли со старого пирса.
Джен тихо смеется.
– Боже, эта штука была смертельной ловушкой.