Атмосфера в советских верхах была невероятно тяжелой. И сложно понять, что стимулировало сталинские подозрения: болезненная мнительность или все же реальный заговор, связанный с реваншем большевистской оппозиции? Вот какие слова Сталина 11 ноября 1937 года фиксирует в своем дневнике глава Коммунистического Интернационала Георгий Димитров: «Отпадали от партии разные слабые элементы. Отступая перед силами партии, они внутренне не принимали линии партии, не переварили в особенности коллективизацию (когда надо было резать по живому телу кулака), перешли в подполье. Бессильные сами, они связались с внешними врагами, обещали немцам Украину, полякам Белоруссию, японцам Приморье. Ожидали войну и особо настаивали, чтобы герман[ские] фашисты скорее начали вой ну против СССР.
Мы знали-то кое-что еще в прошлом году и готовились расправиться с ними, но ждали захватить побольше нитей. Они собирались в начале этого года предпринять акцию. Не решились.
Сложно ручаться за объективность сталинских выводов относительно возможности переворота. Но состояние вождя это свидетельство передает точно.
Как уже упоминалось, в документах резонансного дела о «Едином трудовом братстве» фигурирует и Рерих. Вначале – как масон одной из розенкрейцеровских лож, куда в 1909 году вступил Глеб Бокий. Далее везде он упоминается уже как «английский шпион Рерих». Формальный повод для таких подозрений у НКВД, как мы говорили в предыдущей главе, имеется.
И все же резолюция «Не отвечать» – для Сталина это очень оригинально! Если следовать его обычной логике поведения, он должен был бы разрешить возвращение Рериха и таким образом заманить в Москву ключевого фигуранта дела «Единого трудового братства», того самого человека, на связи с которым строятся обвинения многих лиц из Центрального аппарата НКВД. А это сам Бокий и его сотрудники: Евгений Гоппиус – сотрудник химической лаборатории НКВД, ранее начальник этой же лаборатории, Владимир Цибизов – на момент ареста начальник 8-го отдела (криптография) Генштаба РККА, бывший сотрудник Спецотдела, Александр Гусев – на момент ареста помощник начальника 9-го отдела ГУГБ НКВД СССР и многие другие с допуском к высшим государственным тайнам, слушатели лекций Барченко и члены «Единого трудового братства».
Заманить – проверенная тактика, сработавшая не раз. Заманить Сталин предлагал функционера Коммунистического Интернационала Вилли Мюнценберга. О нем генсек сказал Георгию Димитрову: «Мюнценберг – троцкист. Если он приедет сюда, мы его непременно арестуем. Попробуй заманить его сюда»[1271]
.Однако Рериху, который известен как враг не только Сталина, расследовавшим дело Бокия сотрудникам НКВД и прокуратуры почему-то приказано «не отвечать»…
После 1938 года и вплоть до начала Второй мировой войны новости от Рериха и о Рерихе в Наркоминдел СССР продолжают поступать регулярно. В частности, это известия о его гуманитарном «Пакте мира» о защите произведений искусства во время военных действий. Дипломатическая служба Советского Союза пытается разобраться с новыми запросами, теперь уже приходящими по линии Лиги Наций и правительства Нидерландов.
В справке от 2 августа 1939 года, направленной Генеральному секретарю НКИД Александру Богомолову от ответственного консультанта правового отдела Анатолия Колесникова по поводу документа «“Пакт Рериха” и проект лиганациональной конвенции об охране памятников старины и искусства во время войны», читаем: «В декабре 1937 г. известный художник Рерих (в прошлом российский академик, а затем белоэмигрант, проживающий постоянно в США и принявший американское гражданство) послал через полпредство СССР в Париже письмо на имя Председателя Верховного Совета СССР с предложением советскому правительству присоединиться к составленному им (Рерихом) пакту об охране во время войны культурных ценностей. Письмо это, написанное в выспренних, псевдопатриотических тонах, было оставлено без ответа, тем более что по наведенным НКИД справкам политическая физиономия Рериха не внушала доверия»[1272]
. Любопытно, что о получении Рерихами советских паспортов никто не помнит. Или боится вспоминать. Причиной появления этой справки явилась утеря первоначально присланного из-за границы «Пакта мира».Советский ответ был таким: «Запрошенный НКИД по поводу “пакта” тов. Ворошилов 21 декабря 1937 г. письменно сообщил, что “пакт Рериха” никакого значения иметь не может, но что если окажется неудобным отказаться от присоединения к нему, то НКО[1273]
возражать не будет»[1274].