Рерих. Подлинная история русского Индианы Джонса

Возможно, другим элементом успеха Шишелова было то, что сам он в прошлом был милиционером, знал оперативную работу. И наконец, третий фактор его успеха: по дороге в Боровичи он мог воспользоваться и конспиративными квартирами беловодцев, к секте которых принадлежал. Это тем более удивительно, что он, наряду еще с одним членом «Единого трудового братства», дипломатом Владимиром Королевым[1256], был наиболее близок с Барченко и, судя по письмам, которые он посылал Светозару Барченко в хрущевские времена, осведомлен о многом, что делалось в Спецотделе в 1920–1930-е годы и составляло государственную тайну СССР.

Рерих являлся одним из главных фигурантов большого и резонансного дела «Единого трудового братства», подававшегося следствием как крупный заговор в верхах, который предполагал не только участие в спиритических сеансах и предсказаниях будущего, что для Николая Константиновича было делом привычным, но и взрыв в Кремле. На обвинениях в связи с художником были построены расстрельные приговоры. А само расследование, как мы увидим, отнюдь не закончилось 1937–1938 годами.

И тем более удивительно, что Николай Рерих собирался вернуться в СССР.

Прошение об аресте Бокия Г. И. от зам. наркома внутренних дел СССР Бельского Л. ЦА ФСБ. Р-8467. Л. 1. Публикуется впервые

Ордер на арест Бокия Г. И. ЦА ФСБ. Р-8467. Л. 3. Публикуется впервые

Прошение санкции на арест Барченко А. В. от зам. наркома внутренних дел СССР Бельского Л. ЦА ФСБ. Р-23405. Л. 1. Публикуется впервые

Глава 28. Опрокинутый Грааль

1

Двадцать шестого декабря 1938 года в Политбюро поступает письмо, адресованное «Генеральному секретарю ЦК ВКП(б) т. Сталину копии – т. Молотову т. Берии».

Нарком иностранных дел Литвинов сообщает об этом: «В НКИД обратился известный художник Н. К. Рерих с просьбой о разрешении ему вместе с семьей вернуться в СССР. Он пишет: “В дни небывалых потрясений, когда вражеские попытки грозят мирному строительству народов Союза, я полагаю, что все приобщенные к новому созидательству культурные силы безотлагательно должны собраться в пределах Родины для дружного созидательного и оборонительного труда. Я и члены моей семьи стремимся теперь же принести свои познания и творчество в пределы Родины…”»[1257]

Письмо заканчивалось резюме наркома иностранных дел Литвинова: «Надо решить вопрос о разрешении приезда Рериха со всей семьей, состоящей из жены (60 лет), двух вышеназванных сыновей и двух воспитанниц (36 и 34 лет)»[1258].

Это уже не первое официальное письмо Рериха, при этом неофициальная переписка была еще интенсивнее. С середины 1930-х годов Николай Константинович активно переписывался с посольством СССР в Париже. Правда, раньше он посылал документы гуманитарного характера, например, 10 марта 1938 года Литвинов сообщал Калинину об обращении Рериха в связи со своим «Пактом мира» о сохранении памятников культуры во время боевых действий.

Сам же Рерих вспоминал: «В 1926 году было уговорено, что через десять лет и художественные, и научные работы будут закончены.

С 1936 года начались письма, запросы. Г. Г. Ш.[1259] извещал, что Суриц[1260] предложил пожертвовать для музеев четыре картины. Наше французское общество писало Верховному Совету о Пакте. Писали в Комитет по делам искусства. Посылали книги. Ждали вестей»[1261]. Это не поза и не спекуляция. Рерих действительно по-прежнему хотел вернуться на Родину и надеялся, что на этот раз после многих отсрочек возвращение будет ему гарантировано.

В архиве художника в Музее Востока раскрывается и время, и адресат первоначального обращения. Это Молотов. В письме 1947 года Рерих писал: «Глубокоуважаемый Вячеслав Михайлович. От Гималаев приносим искреннее приветствие Вам и всем народам всесоюзным. Уже в 1938 году через Посольство в Париже я писал Вам об окончании работ нашей Азиатской экспедиции и о нашем стремлении приобщиться к всенародному строительству на любимой Родине»[1262]. Молотов был в тот момент председателем Совнаркома (то есть, как бы сейчас сказали, премьер-министром). Занимая такой пост, он мог и единолично решить вопрос о переезде семьи Рериха в СССР. Поэтому понятно, почему Рерих обращался к нему. Далее художник писал: «При этом наркоминдел Чичерин, наркомпрос Луначарский и Бокий посоветовали не отказываться от экспедиции – так мы и сделали, работая целый ряд лет в Монголии, Тибете, Индии и накопляя большой материал»[1263].