В своей книге по истории мурманской интервенции Кедров подробно описал последовавшие за этим разговоры между местными чиновниками и Москвой, приводя выдержки из некоторых документов. Однако его рассказы, в несколько загадочных выражениях выставляющие Троцкого защитником действий Мурманского Совета, а Сталина – «главным корректором» ошибок Троцкого, вернувшим ситуацию на «правильные рельсы», слишком хорошо согласуются с очевидными тенденциями сталинской историографии, чтобы считаться полностью заслуживающими доверия. Из имеющихся свидетельств складывается впечатление, что договоренности, достигнутые между Мурманским Советом и союзниками в начале марта, зашли несколько дальше, чем рассчитывала Москва. Ленин и Троцкий были обеспокоены сложившейся ситуацией, однако не настолько, чтобы принять энергичные меры по ее исправлению, особенно из-за отсутствия уверенности, что им не потребуется помощь союзников против немцев в ближайшем будущем. Тем не менее некоторые элементы внутри партийного руководства, к которым вполне мог принадлежать и Сталин, смотрели на ситуацию крайне радикально, выступали за резкие и жестокие меры по восстановлению авторитета Москвы и использовали все свое возможное влияние для достижения этой цели.
В упомянутой выше статье, опубликованной в «Правде» от 21 февраля 1935 года, Кедров приводит текст якобы телефонного (или телеграфного) диалога между Сталиным и Юрьевым. Документ, даже дата которого не указана, не производит достоверного впечатления как исторического источника. В нем Сталин говорит в ответ на объяснения Юрьева: «А теперь послушайте нас. Нам кажется, что вы немножечко попались и теперь сами должны выпутываться. Англичане могут использовать и ситуацию, и помощь, которую они уже оказали, как достаточное основание для вторжения». В конце разговора Сталин требует, чтобы Юрьев получил письменные гарантии от британцев и французов, что они не начнут фактической оккупации.
На самом же деле Мурманский Совет не обладал никакими возможностями изменить политическую линию, которой придерживался раньше. Во-первых, союзники обладали явным численным преимуществом перед большевиками, не говоря уже о мощи военных кораблей, стоящих на якоре во фьорде. Во-вторых, продовольственное снабжение региона нельзя было обеспечить никакими другими средствами, кроме продолжения сотрудничества. Петроград, расположенный на другом конце железной дороги, уже испытывал голод. В такой ситуации союзники не потерпели бы никаких «глупостей» со стороны местного Совета, особенно если бы заподозрили – а они обязательно заподозрили, если бы приказы исходили из Москвы, – что за этим стоит пресловутая немецкая рука. Хорошо это или плохо, но Мурманск, в силу географических, стратегических и политических факторов, был не в том положении, чтобы следовать указаниям Москвы, касающимся выхода из союзнического лагеря.
Не зная об отношении собственного правительства к происходящему, американцы тем не менее с беспокойством наблюдали за развитием событий. В любом случае они не могли оценить, в какой мере британские действия отражали согласованную политику союзников, а в какой – особые устремления и замыслы только самих англичан. В частности, Уордвелл и Тэчер, несколько проникшиеся мировоззрением Робинса, также задавались вопросом, как местное положение дел сочетается с ситуацией в Центральной России, а особенно – с необходимостью сохранения каких-либо действенных отношений с советским правительством.
В день высадки британских морских пехотинцев (то есть 6 марта) Уордвелл и Тэчер, узнав, что британцы намерены предпринять этот шаг только накануне, воспользовались случаем, чтобы отправиться на «Глорию» и нанести официальный визит адмиралу Кемпу. При их прибытии отряд морской пехоты уже выстраивался у трапа, готовясь к сходу на берег. Американцы предоставили адмиралу Кемпу полный отчет о событиях в Петрограде, основанный на недавнем опыте Тэчера. Американцы поведали адмиралу, что Фрэнсис, Робинс и некоторые британские представители в Петрограде – здесь они, без сомнения, подразумевали Локкарта – считают, что «уповать можно только на советскую власть», поскольку только она оставалась единственной надеждой союзников на восстановление оппозиции немцам, если советское правительство все-таки решит оказать вооруженное сопротивление Германии[24]
. Американцы, пусть и косвенно, задавались вопросом, следует ли предпринимать какие-либо действия, которые могут нанести ущерб отношениям с советским центром. Адмирал, по словам Уордвелла, оставался «крайне вежлив», задавал, в свою очередь, множество вопросов, но не выказывал ни малейшего желания считаться с мнением своих посетителей: морские пехотинцы были высажены, как и планировалось, в тот же день.